Палеоген (66-23 миллиона лет назад) - первый из периодов современной геологической эры - кайнозоя… Причём здесь постапокалипсис? А чем мел-палеогеновое вымирание плохо в качестве глобальной катастрофы? Вполне годится. Палеоген же, как раз, сразу после вымирания и наступил. Так уж совпало...

Это, кстати, было хорошее время — палеогеновый постапокалипсис. Атмосфера окончательно пришла в современный, подходящий для человека вид с минимальным содержанием углекислого газа и умеренным — кислорода. Климат по всей планете стоял ровный и мягкий. Удушающее мезозойское пекло сменилось условиями умеренно-влажных тропиков. Леса — большей частью вечнозелёные лиственные и лишь в самых высоких широтах хвойные — шумели до северного побережья Гренландии включительно. Лишь в середине периода начало постепенно холодать и на полюсах образовались маленькие ледяные шапки.


То есть, время было хорошее, но странное. Особенно первые десять миллионов лет периода — палеоцен. Постольку, поскольку странным было предшествующее ему вымирание. Раньше, случалось, виды тоже массово вымирали. Но беспорядочно. Как попало. И даже в самых пострадавших группах обязательно оставались выжившие, — как правило, самые лучшие и приспособленные. В этот же раз все господствующие на суше, на море и в воздухе отряды исчезли полностью. Именно господствующие и только они. Из прочих, разве что, аммонитов накрыло. По ошибке, видимо.


Как следствие, наступил эффект ранее никогда вымираниями не достигавшийся. Планета пришла о относительное запустение. Осиротевшие без динозавров экологические ниши просто некому было занять. Унаследовавшие планету млекопитающие оказались застигнуты развитием событий врасплох, хотя делали, что могли, удвоив, например, количество видов всего лишь за первые 100 тысяч лет после катастрофы.


Но не везде можно было взять одним лишь числом. Для занятия ниш хищников и крупных травоядных требовалось вырасти, а с этим звери всё ещё испытывали проблемы, унаследованные от пермских терапсид и впоследствии лишь усугублявшиеся. На продолжение всего мезозоя млекопитающие приспосабливались к роли мелких, обычно древесных или норных животных.


Первые относительно крупные — то есть, величиной уже не с крысу, а с собаку, — млекопитающие появились всего через 700 тысяч лет. Но в таких условиях и 700 тысяч лет много. Опустевшее экологическое пространство в палеоцене быстро захватывалось уцелевшими диапсидами: черепахами, змеями, варанами, сухопутными крокодиломорфами. Не теряли времени и птицы. Воздух и так был их, а теперь многие спешились, образовали гигантские не летающие формы и очень похоже изображали рапторов.


Тем не менее, главным событием палеогена стал расцвет плацентарных млекопитающих. Если в первые миллионы лет — в палеоцене — ещё возникали вопросы, то уже в эоцене (56-34 миллиона лет назад) суша полностью принадлежала зверям. Старые проблемы с опорно-двигательной системой были решены. Сначала, довольно примитивно и грубо, хотя вполне действенно. Звери смогли расти. И это им так понравилось, что вторая половина палеогена стала эрой млекопитающих-гигантов, когда по степям бродили индрикотерии высотой до 6 метров в холке и массой до 20 тонн. Задача захвата ниш крупных травоядных, таким образом, была решена. Птицы не могли достигнуть сравнимых размеров и что-либо возразить.


В области создания хищников и мелких, а значит быстрых, травоядных первое время наблюдались затруднения. Всё это в исполнении млекопитающих получалось несколько тяжеловесным и неуклюжим. Однако, в эоцене звери, ранее двигавшиеся только рысью, освоили квадропедальный бег — галоп, что позволило им при необходимости развивать сравнимую с бескрылыми птицами скорость.


Но сушей дело не ограничилось. В начале эоцена млекопитающие начали экспансию в водную среду, и уже 40 миллионов лет назад и на этой территории достигли господства. На вершину пищевой пирамиды поднялись китообразные. Ещё не имеющие эхолокационного аппарата, но уже большие. Длина базилозавров достигала 18 метров, что означало открытие новой эры гигантизма в океане.


Уверенно наступали звери и на деревьях. Приматы отделились от насекомоядных ещё очень давно — в меловой период. Через кроны, в обход сильных позиций птиц, — буквально под покровом темноты, — звери вторглись и в воздушное пространство. Появились рукокрылые.


С летучими мышами получилось не так эпично, как с китами, но тоже показательно. Наступательный порыв млекопитающих был так неистов, что диапсиды в лице птиц частично вынуждены были сдать даже позиции, зарезервированные природой специально для крылатых. И хотя хищники из отказавшихся от способности летать пернатых получились очень хорошие, с появлением четвероногих представителей отряда хищных, вооруженных помимо клыков ещё и познаниями в области анатомии, быстро ушли в историю и они.


Ушли, но не везде. Потому что вышеописанные события происходили только на территории постепенно распадающейся Лавразии, где плацентарные млекопитающие, даже не дожидаясь вымирания динозавров, расправились с сумчатыми и яйцекладущими. Но гигантские птицы, сухопутные крокодилы и прочая альтернативная фауна долго и благополучно существовали на осколках второго суперматерика — Гондваны. Объединяющая всю сушу возникшая в пермском периоде Пангея в триасе — 180 миллионов лет ­— назад раскололась. Плацентарные млекопитающие к тому моменту существовали всего несколько миллионов лет и на гондванской части и не было. Сумчатые тоже прогрессировали, но с ними-то диапсиды могли бороться на равных и даже с некоторым перевесом.


В результате, на продолжении кайнозоя на Земле параллельно существовали и развивались две биосферы: «сумчатая» и «плацентарная». Территория первой постоянно сокращалась, по мере того, как настоящие звери находили сухопутные мосты ведущие на территорию сумчатых. Но Южная Америка была окончательно взята только 7 миллионов лет назад, а в Австралию сухопутный мост так и не сформировался.