Раннее средневековье, на самом деле, является очень интересным временем. Что творилось на тот момент в Европе и на севере Африки - это, конечно, сложно передать словами. Варварские королевства основывались и пропадали, вожди рвали друг другу глотки за власть, где-то там за Ла Маншем англосаксы резали романо-бриттов (и немножко пиктов). Причём большинство из этих бывших варваров были крещёнными. А вот в какую из версий христианства - это уже большой вопрос. Были ариане. Были ортодоксы. Были секты гностиков. Короче, широчайший выбор, а так же - возможность отобрать земли у ближнего своего за то, что он неправильно славит Господа. В Византии, в принципе, тоже всё было не очень, но основные противостояния происходили на политической и теологической арене. Вот в результате таких противостояний и появились миафизиты...
Когда я только начал разбираться в этом вопросе, то практически сразу же утонул в куче формулировок. «Природа», «сущность», «ипостась» — это всё разные термины с отличающимся значением. Собственно, в этом-то как правило и кроется камень преткновения между разными течениями христианства. Разобраться же нам поможет небольшое предисловие размером в пол-текста.


У нас есть самый ультимативный (хотя многие с этим не согласятся) показатель того, кто такой Иисус Христос — это так называемый «Константинопольский символ веры», представленный христианской публике на II Вселенском соборе. Он в общих чертах описывает суть христианства и его основные догматы, но нас интересуют вот эти строки:

«[веруем] и во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рождённого от Отца, Единородного, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, [...], единосущного Отцу, через Которого всё произошло как на небе, так и на земле. Нас ради человеков и нашего ради спасения сошедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мёртвых»

Другими словами, во Христе есть две природы — одна божественная (собственно, от Бога) и одна человеческая (от Марии). При этом, если у Бога три ипостаси (Бог-отец, Бог-сын, и Святой Дух), то у Христа при двух природах ипостась только одна — потому что он один, и в одном его теле соседствуют две природы. Это называется «Диофизитизм». Сложно? Это не всё, потом будет ещё сложнее.


Христос является и богом, и человеком, но только с одной ипостасью, что логически освоить довольно сложно. Богослов Несторий предложил достаточно интересную концепцию т.н. «Кномы», согласно которой во Христе этих самых кном тоже две — по одной на природу. И кномы друг с другом никак до крещения не пересекаются, т.е., по Несторию Христос был до крещения человеком.
Проблема в том, что «кнома» очень часто понимали именно в значении «ипостась» (что, если я правильно понял, некорректно — ипостась по Несторию это именно физическое воплощение, в то время, как кнома, скорее, духовное), так что Несторию на III вселенском соборе задали вполне логичный вопрос — не хочет ли он сказать, что Иисусов было двое? К тому же это приводило к тому, что Богородица, получается, и не Богородица вовсе, потому что Бога она не рождала, а всего лишь человека с частицей Бога. Короче, Несторий бил по самому больному, и диофизитов-радикалов признали еретиками, а Кирилл Александрийский выпустил так называемые «12 анафематизмов» — свой критерий для распознавания ересей. Там нас интересуют пункты 2 и 3:

«2. Кто не исповедует, что Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотью ипостасно и что посему Христос един с своею плотью, то есть один и тот же есть Бог и вместе человек, — анафема.
3. Кто в едином Христе, после соединения, разделяет ипостаси (в оригинале ὑποστάσιες — не кномы!- прим. автора), соединяя их только союзом достоинства, то есть в воле или в силе, а не, лучше, союзом, состоящим в единении естеств, — анафема»

То есть с тем, что двух Иисусов нет, мы разобрались, но проблема одной ипостаси на две природы осталась. Закончилось всё тем, что кто-то взял второй и третий анафематизмы, внимательно их перечитал — и сделал вывод, что если «…Христос […] есть один и тот же есть Бог и вместе человек» — то это значит, что Христос не бог и не человек, а одно единое в стремлениях, помыслах (а главное — в ипостасях) богосущество. Так сказать, сплав.
И спустя 700 с лишним слов предисловия мы наконец-то переходим к сути вопроса. Потому что с этого момента и начинается история миафизитов.


И тут же начинаются первые проблемы уже самого учения. Сам Кирилл не был ни миафизитом, ни еретиком (что однозначно признаётся всеми участниками спора), да и вообще его слова можно толковать по разному. Кто-то, как миафизиты, решили почитать Христа как богочеловека — что вылилось в появление т.н. «Древних восточных церквей». Связанно это было с тем, что Кирилл был арихиепископом Александрийским, а так же основателем собственной Александрийской богословской школы. Соответственно, большая часть его учеников так же сильно не любила несториан. А ещё — достаточно вольно толковала слова учителя. Потом, после Халкидона, именно в Египте и окрестностях и образуются все (почти) миафизитские церкви.


Потом шли достаточно серьёзные проблемы в христологии, связанные с тем, что миафизиты всё ещё пытались следовать Библии в некоторых вопросах. В принципе, в сочинении Иоанна Дамаскина «О сложной природе против акефалов» (путаницы в названиях мы как-нибудь ещё коснёмся) достаточно чётко эти проблемы расписаны. Легче просто привести цитату (пояснения выделены жирным):

«Снова спросим их: одна сложная природа Христа или две? И скажут: одна сложная. Затем мы говорим: простое и сложное единосущны (можем ли мы сказать, что «песок» и «цементная смесь» — одно и то же)? И они не могут сказать, что единосущны простое и сложное. Тогда говорим: стало быть, если Христос одной сложной природы из Божества и человечества (т.е., богочеловек, нечто среднее), то Он не единосущен Отцу, ведь Отец не сложной природы из Божества и человечества, но простой. Но Он не будет единосущен и Матери – ведь и Мать не сложена из Божества и человечества. Мы же, говоря, что Христос одна ипостась в двух природах, в Божестве и человечестве, утверждаем, что по Божеству Он единосущен Отцу, а по человечеству единосущен Матери, и не разделяем Его, говоря об одной ипостаси, и не сливаем, исповедуя две соединенных природы»

У Дамаскина там ещё много всего написано — в частности, он мимоходом прошёлся и по монофизитам ( которые не равны миафизитам, это важно), и по несторианам. При этом Дамаскин сам отмечает, что основная проблема христологии в том, что богословы сами не могут договориться, что есть природа, что есть ипостась, а что есть сущность — и даже сам попытался эту проблему как-то решить. Неудачно.


В общем, всё решилось на IV Халкидонском соборе. Основной его задачей было как раз-таки разобраться с тем, сколько же природ во Христе — одна или две, и если две — как они взаимодействуют. По итогу, богословы решили не парить себе мозги, и оставить всё, как есть, так что миафизитизм (а заодно и не тождественный ему монофизитизм, и несторианство) был объявлен ересью, что вылилось в Халкидонский символ веры:

«Итак, следуя святым Отцам, все мы единогласно учим, что Господь наш Иисус Христос есть один и тот же Сын, […], единосущный Отцу по Божеству и тот же единосущный нам по человечеству, подобный нам во всем, кроме греха […] один и тот же Христос, [...], познаваемый в двух природах неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно; различие Его природ никогда не исчезает от их соединения, но свойства каждой из двух природ соединяются в одном лице и одной ипостаси так, что Он не рассекается и не разделяется на два лица, но Он один и тот же Сын Единородный, Бог Слово, Господь Иисус Христос»

То есть, заявлялось, что Христос всё-таки двоеприроден, но эти природы, во-первых, были в нём всегда, а во-вторых, действуют они слитно. Огрубляя — как ноги. Их две, но работают они вместе.
Проблема в том, что на Востоке (от Рима, от Византии, соответственно, на юг) — уже существовала огромная община миафизитов. Большинство из них жили в Египте и его окрестностях, например, в Эфиопии. Многие епископы в Византии были миафизитами. Естественно, что халкидонские эдикты им не понравились — а кому бы понравилось, если бы его обозвали еретиком на ровном месте. Начались… определённые проблемы. Поэтому в 482 году императором Зеноном был издан т.н. «Энотикон», в котором он попытался примирить враждующие стороны. Само собой, что писал его не сам император — этот человек был совершенно другого склада ума. Составил документ патриарх Акакий Константинопольский.
С одной стороны, Энотикон объявлял еретиком Нестора с его чётким разделением. С другой стороны, таким же еретиком он признавал Евтихия — основателя монофизитства. Поскольку монофизиты — это, так сказать, миафизитские радикалы, то те особенно не волновались. А несториане, по сути, от концепции самого Нестора уже почти отказались — осталась только небольшая Ассирийская православная церковь, которая на сегодняшний день также считает Нестора еретиком.


Примерно в этот же момент образовалась Армянская апостольская церковь. Там вообще весело — на момент Халкидона они как раз воевали, и особого участия в диспутах принять не смогли. А когда смогли, то выяснили, что Христос официально в двух ипостасях. И очень удивились — ведь это почти ересь несторианство! Тут как раз появился Энотикон, да и Византия близко, а Рим, который остался верен Халкидону, далеко… Короче, армяне приняли миафизитизм даже не столько из-за теологических соображений, сколько из-за политических
Но это всё так, к слову. Гениальность Энотикона была даже не в том, что он чудом примирил несториан и миафизитов, вовсе нет. Вся невероятная глубина замысла Акакия была в том, что он каким-то образом умудрился обобщить все христианские концепции, не используя слов «природа» и «ипостась», из-за которых, собственно, и начались все проблемы. Заявлялось, что Христос «единосущный Отцу по божеству и подобосущный нам по человечеству» — т.е., что он — Бог, но как Человек. Ещё и Халкидон кинули через бедро, отказавшись признавать его учения. Концепция была хороша, но не удалась. Да, большинство высших церковных чинов согласилась, но какому-нибудь мелкому священнику в аккадских горах ты так просто не прикажешь ничего делать. Плюс, кинув через бедро Халкидон, Зенон (через Акакия — Зенону-то было пофиг, он бухал) поссорился с Римом, что тоже было не очень хорошо. Акакия, тем временем, заочно отлучили. Долго, правда, эта «Акакианская схизма» не продлилась — уже через 35 лет Юстин I, который пытался навести порядок в стране, рассудил, что с Римом лучше дружить. На этот раз через через бедро полетел уже Энотикон. А заодно — и самый известный деятель миафизитства, Севир Антиохийский.


Севириане, вообще, странные ребята. По вопросу природы и ипостасей они практически не отличаются от ортодоксов-халкидонян; да и сам Севир ратовал не столько за то, что Христос является богочеловеком, а за то, чтобы эти термины понимались именно так, как их понимал Кирилл «12 анафематизмов» Александрийский. В то же время, Севир был иконоборцем и страшно ругался по вопросу тленности тела Христова (было ли оно нетленным, а если не было — то в какой момент перестало?). Именно по последнему вопросу он разошёлся о мнениях со своим коллегой по изгнанию — Юлианом Галикарнасским (это привело к тому, что Севира считают святым все миафизитские церкви, кроме Армянской Апостольской). Причём шанс вернуться на сцену он имел — во время правления Юстиниана I, с которым (и с женой которого в частности) был дружен. Но, как говорится, не повезло, не повезло — Юстиниан как раз захотел отвоевать Италию, а ему пообещали помощь местных ортодоксов, если он начнёт подавлять миафизитизм… Короче, Юстиниан согласился, и Севир уехал в изгнание повторно и окончательно.
Но — как и в первый раз, в Египет, где у него было множество последователей. Нет, это не подводка к тому, что он развязал религиозную войну — это ещё одно объяснение того, откуда в Египте и окрестностях так много миафизитов. Египетские кафедры вообще постоянно подкидывали каких-нибудь ересей. Арианство тоже оттуда пошло, как и несторианство. Но именно миафизитам удалось там закрепиться надолго. К сожалению (и к счастью для религиозного единства в империи), больше они голову никогда не поднимали. Эпоха миафизитства подошла к концу. Остаток истории независимые миафизитские церкви — вроде коптской и армянской — будут сраться с Константинополем и Римом по догматическим вопросам и взаимно друг друга анафемствовать. Потом по северной Африке огнём и мечом насадят ислам арабы, и для миафизитов всё станет совсем плохо.Автор: А.Маров
Источник: "Adeptus Historicus | Basilica"