Конец благополучию Великого Новгороде положил великий князь владимирский и московский Иван Васильевич III (Великий). После поглощения Ярославского княжества Иван Васильевич всерьёз занялся присоединением богатейшей Новгородской республики, с которой враждовали ещё его предки — Ярослав Всеволодович и Александр Невский…
Иван Великий в 1471 году объявил обескураженным новгородцам: «Отчина есте моя, людии, Новгородстии, изначала от дед и прадед ваших, от великого князя Влодимира, крестившего землю Русскую, от правнука Рюрикова первого великого князя в земли вашей». Более того, Иван Васильевич добавил, что «казнити волны же есмь, коли на нас не по старине смотрити начнёте».

Московская удача

Новгородцы с 1136 года жили самостоятельно, имели добытую в борьбе «вольность в князьях», и обращение к такой седой «старине», что её уже никто не мог упомнить, их обескуражило. Новгородцы пытались решить дело миром — но тщётно. Иван Васильевич искал предлога к войне — и скоро его нашёл. Не сумев договориться с великим князем владимирским и московским, новгородцы реализовали своё право «вольности в князьях» — пригласили на княжение литовского (из рода Гедимина) князя Михаила Олельковича. Князь Михаил был истинно православным, мать его, Анастасия Васильевна, ввягродиой теттой Ивану Васильевичу (то есть они были кузенами, а сам Михаил по материнской линии являлся правнуком Дмитрия Донского). Литовские православные князья и до этого приглашались на русские княжения — во Псков, например. Судя по всему, никакой угрозы православию приглашение Михаила не несло.
Однако это приглашение было подано московским князем и московским клиром именно как враждебная и даже изменническая акция.
Удачные обстоятельства сопутствовали великому князю задолго до этого Михаил Олелькович отбыл в Киев, где умер его старший брат Симеон, и новгородцы остались без военного предводителя. Правда, в Новгороде оставался служилый князь Василий Шуйский, но он военными талантами не блистал.
Другим благоприятным обстоятельством был тот факт, что в ту пору новгородским архиепископом был Феофил, ориентирующийся на московскую церковь.
Войска московского князя вошли в Новгородскую землю несколькими отрядами. Кроме собственно московских полков, включая войско великого князя и его братьев, к походу присоединились касимовские татары во главе с сыном Касима, Данияром, а также тверской полк и, по некоторым данным, псковичи.
На реке Шелони московское войско под командованием Даниила Дмитриевича Холмского и Феодора Давыдовича столкнулось с новгородским полком.
Об этой битве много написано, но ход событий, как правило, излагается с точки зрения победителей. Обычно отмечается, что новгородское войско составляло 40 тысяч человек, а московское — около пяти, хотя первоначально отряд московских воевод составлял 10 тысяч человек. Новгородцы, уверенные в победе, «глаголааху словеса хульнаа». На следующее утро московские воеводы, произнеся перед воинами зажигательную речь, первые бросились вброд через Шелонь. Не ожидавшие такого стремительного натиска новгородцы бросились бежать. Позднейшие российские историки добавляли, что простые новгородцы не хотели воевать со «своими», «православными»: заклепывали пушки, воевали только под принуждением, при благоприятном случае обращались в бегство и т.д.
Но сохранившиеся новгородские источники по-иному рисуют картину Шелонской битвы. Новгородцы, пользуясь своим численным превосходством, потеснили москвичей, и даже погнали шля Шелонь. Но исход дела в пользу московского войска решили… подоспевшие касимовские татары. Архиепископский новгородский конный полк при этом бездействовал — его воеводы отговаривались, что они посланы только против псковичей. Попавшего в плен к москвичам новгородского воеводу Дмитрия Борецкого и ещё троих бояр великий князь велел казнить, а ещё 50 лучших новгородцев отправили в Коломну «в тоурму».

Горе побеждённым!

Деморализованные Шелонским разгромом новгородцы запросили (по инициативе все того же промосковского архиепископа!) мира — и вскоре к Ивану Васильевичу прибыла новгородская делегация во главе с Феофилом. Иван Васильевич милостиво простил «крамольников» и, взяв «откоупъ копейного с города 16 тысячъ рублевъ Новогородскихъ», а также всех пленных, отбыл в Москву. Отдельно летописец отмечает, как великий князь «чтивъ царевича Даниара и отдаривъ, отпусти его в Мещероу, оубиша бо оу него Новогородци 40 Татариновъ в загоне» — то есть 40 служилых басурман и для великого князя, и для летописца оказались дороже, чем сотни и тысячи новгородцев, которые «восхотеша Латын-скому кралю и митрополитоу работати». Не был забыт и Фе-офил — на следующий год он был поставлен московским митрополитом в архиепископы Новгородские и Псковские.
Но, всё же, новгородское самоуправление не было отменено вовсе, хотя и сильно ограничено. Повод к «окончательному решению новгородского вопроса» не заставил себя долго ждать.

Обиженный «государь»

В 1477 году два новгородских челобитчика — Подвойский Назар и вечевой дьяк Захар, представляясь Иоанну, назвали его не «господином», как обыкновенно, а «государем». Иван Васильевич использовал обмолвку, чтобы предъявить новгородцам новые требования. Московские бояре прибыли в Новгород и потребовали признания за Иваном III титула государя и упразднения новгородского суда.
Тщётны были ответы новгородского веча, что оно не давало этим двум мелким чиновникам подобного поручения! Великий князь Иван III обвинил новгородцев в запирательстве и нанесении ему бесчестия и в октябре выступил в новый поход на Новгород. Новгородцы хотели сражаться — уже не в чистом поле, а надеясь на крепость новгородских стен. Московское войско окружило город и начало грабить окрестности, добывая фураж и не только. Надежды новгородцев на то, что под действием голода и холода московское войско отступит, растаяли на глазах. Тогда новгородцы 23 ноября 1477 года (ст.ст.) отправили посольство во главе с все тем же архиепископом Феофилом, надеясь в очередной раз откупиться от великого князя. Но на сей раз вышло по-другому: московские бояре от лица великого князя заявили, что «вечу колоколу в отчине нашей в Новгороде не быти, посаднику не быти, а государство нам своё держати».
Узнав это, новгородское вече забурлило — однако боярская верхушка все пыталась договориться. Она получила заверения от московских бояр, что в случае принятия условий ультиматума их жизнь и имущество будут в безопасности. Когда же новгородцы предложили великому князю поклясться в этом, им было в резкой форме отказано.
И новгородцы… сдались! Вернее, сдалась новгородская верхушка, а простым новгородцам оставалось лишь подчиниться. Одним из первых на службу к Ивану Васильевичу перешёл новгородский служилый князь Василий Шуйский. А 15 января 1478 года (ст.ст.) все новгородцы были приведены к присяге великому князю, вече более не собиралось, часть новгородского архива и вечевой колокол отправили в Москву.
Апогеем этого фарисейского апофеоза стало взятие под стражу новгородского архиепископа Феофила. Доносчику, как говорят, первый кнут. «…Князь же великый изыма архиепископа Новогородскаго в Новегороде Феофила в коромоле и посла его на Москву и казну его взя, множество злата и сребра и съсоудовъ его», — пишет летопись. Но в «крамолу» главного новгородского москвофила Феофила верится с трудом. Скорее, великий князь просто позарился на богатую казну…
Так, по предательству и малодушию правящей верхушки, пал Господин Великий Новгород. Интересно, что даже спустя несколько столетий в народном представлении бытовало мнение, что новгородцы проявили непростительную уступчивость в борьбе за свою свободу, за что россияне подвергали их нещадному осмеянию. «Новгородцы такали, такали, да Новгород и протакали», — записал Владимир Даль в своих «Пословицах русского народа»…Автор: А.Подволоцкий
Источник: "Загадки истории" №27, 2021 г.