Немного конспирологических версий о геополитической обстановке в мире, про Украину, заговор либералов в России, новых угрозах и вызовах в мире...

Вперед, к научной конспирологии

Прочел недавно, кажется, у Иванова-Петрова интеллигентскую сентенцию. Мол, у многих социальных явлений типа намеренного развала постсоветской науки нет никаких логичных объяснений, кроме конспирологических. При этом конспирологические объяснения нашими учеными интеллигентами не принимаются в принципе, поскольку их слишком много.
Допустить, что из множества конспирологических версий, могут быть более вероятные, ученые интеллигенты не могут, поскольку они «выше всего этого». Хотя на самом деле причиной этой идеосинкразии является полное непонимание экстравертной частью интеллектуальной элиты сути социально-психологических процессов, тем более на политическом уровне. Интровертные, глубоко интуитивные мужики и бабы из глубокой провинции намного лучше понимают политику, хотя словами выразить не смогут, разве только матерными.
На самом деле, политология любого уровня и качества – и самого низкого, и самого высокого по определению является «конспирологией» — реконструкцией «тайных» мотивов и логики принятия или непринятия элитариями решений, значимых для общества. Макиавелли достаточно доходчиво описал, что логика решений на политическом уровне сильно отличается от обыденной логики, но при этом одной из важных обязанностей политического лидера является формирование приемлемой для общества версии мотивов и значения принимаемых решений. Перефразируя известную формулу – если у общества и политической элиты нет собственной общепринятой «конспирологии», то есть идеологической и пропагандистской модели, тогда придется кормиться чуждой конспирологией и кормить чужую армию пропагандистов.


Можно еще добавить, что политология – не единственная сфера знаний, основанная на реконструкции невидимых для наблюдателя напрямую механизмов. Так же как чужая, и особенно душа политиков – потемки, физики не могут увидеть напрямую взаимодействие атомов и элементарных частиц, но реконструируют его по следам в чувствительных приборах. Астрофизики тоже выстраивают сугубо «конспирологические» версии про невидимую «темную материю» и «темную энергию», чтобы попытаться объяснить необъяснимую «гидродинамику» далеких галактик. Я уже не говорю о лингвистах, самоуверенно рассуждающих о фонетике давно вымерших языков только лишь на основе неких эмпирических закономерностей.
Соответственно, политология, она же политическая конспирология, она же прикладная психология элит, тоже бывает разной по качеству, в зависимости от модели, применяемой для реконструкции политической логики событий. Пропаганда на основе идеологической модели – это одно качество принимаемой обществом конспирологии, она же официозная политология как гуманитарная дисциплина, а не наука. Политическая аналитика для внутреннего употребления элитных кругов, основанная на эмпирических закономерностях и историческом опыте – другой уровень качества. Наконец, еще беспокойный старик Кант предсказал появление сугубо научной конспирологии, она же фундаментальная наука о социальном развитии или «психоистория», если использовать для этой будущей науки фантастический термин Азимова. Как и в квантовой физике, необходимой основой для научной конспирологии будет универсальная модель всех социально-психологических процессов.
Означает, ли это, что пока фундаментальной «психоистории» нет, то нужно и вовсе отказываться от любых конспирологических версий и занять позицию «премудрого пескаря», ну или мифического страуса, спрятавшего голову в песок? Однако в этом случае, если даже интеллектуальная часть общества откажется от оценок качества тех или иных версий политической аналитики, то есть эмпирической «конспирологии» — общество не сможет получить в конце концов универсальную научную модель, даже если подарить ее на блюдечке. Если все консприологические версии – и пропаганда, и аналитика равно отвергаются, то на самом деле – это выбор в пользу удобной именно для экстравертной «ученой» корпорации либеральной идеологии и пропаганды. Мол, мы отказываемся слушать и слышать все иные версии, кроме общепринятой в нашей среде, хотя и эта версия ничего не объясняет и не помогает исправить. Но зато удобно осуждать и не воспринимать всех этих «конспирологов», предлагающих некошерные версии.
Прошу прощения за длинное предисловие, но как еще предварить конкретный конспирологический вопрос? Например, такой:
— Есть ли связь между одновременным уходом из жизни и политики двух патриархов и символов старых элит – американской и советской, поколения конца первой Холодной войны и глобального баланса сил? Или кто-то думает, что Кобзон по своему влиянию в остаточной позднесоветской элите не равен Маккейну у себя?
Если следовать официозным идеологическим моделям пропагандистов или даже эмпирическим моделям аналитиков – конечно, никакой связи не просматривается, типа чистая случайность. Или все же проявление непознанной закономерности – если полагать, что все в глобальной политике подчинено универсальным законам, и каждой фазе развития соответствует свой собственный политический центр – в виде элитного сообщества, пронизанного разного рода связями, в том числе неосознаваемыми символическими нитями. Тогда уход с политической арены разных частей, составлявших центр глобальной политической элиты будет постепенным и синхронным. Если же к дедушкам Маккейну и Кобзону добавить только что выдавленного из своей третейской ниши дедушку Киссинджера, как патриарха третьей, произраильской ветви ушедшей послевоенной элиты – то и вовсе картина складывается.
Или вот еще сугубо конспирологический вопрос:
— Нет ли связи между похоронами Кобзона и убийством Захарченко?
Для ответа вполне достаточно эмпирических знаний и аналитического уровня.
Ясно, что Кобзон был лидером важной части стародонецкой элиты, причем той части, что имеет больше интересов в России, помимо Донбасса, а не на Западе и в Киеве, как другая, ахметовская ветвь. Уход Кобзона обезглавил, хотя бы временно, эту важную опору политического режима в ДНР, соответственно возник соблазн для другой стороны этого «гнилого компромисса» воспользоваться моментом, пока пророссийское крыло местной олигархии сорганизуется и найдет нового лидера. Вопрос только в том, есть ли у киевских «донецких» конкретный сиюминутный мотив, ради которого есть смысл рисковать, чтобы получить неминуемую «ответку» в будущем?
Такой краткосрочный интерес у Ахметова и Ко имеется и очень важный, в связи с предстоящими президентским выборами в Киеве и неминуемым переформатированием политического режима на Б/У. С одной стороны, убийство Захарченко неведомо откуда и как проникшей «украинской» ДРГ наигрывает политические очки полугетьману Пете. Однако переход власти в ДНР от «боевика» к «хозяйственнику» сильно снизит градус военно-пропагандистского противостояния.
Вероятность переформатирования режима в Киеве в сторону националистической военной хунты и усиления крыла Турчинова уменьшается. И наоборот, повышается вероятность сговора и усиления олигархата с целью взять на поруки безнадежно неизбираемого «президента» — но только с условием изменения конституции, например, в пользу отказа от президентских выборов вообще и избрания «гаранта» Верховной Радой.
После разминки на этих несложных конспирологических примерах можно перейти к более сложным вопросам, например, загадкам путинской «пенсионной реформы» или странных по методам ведения «торговых войн» Трампа.
А пока завершим главу важным тезисом: Зачастую даже сами политики не понимают, почему они приняли то или иное значимое решение, руководствуясь бессознательной интуицией. Поэтому для объяснения и реконструкции политической логики не поможет никакая обыденная «конспирология», а только психолого-историческая наука, изучающая большие и малые «волны истории», сталкивающиеся внутри личности политиков и направляющие движение этих наблюдаемых «броуновских частиц».

Или назад, к чистому макиавеллизму?

Выше мы упоминали основоположника политологии Николо Макиавелли. Его основным вкладом в будущую науку стало публичное открытие закономерного различия политической логики решений и действий от обыденной или даже элитной, но не политической. Скажем, логика командира в армии далеко не совпадает с логикой командующего и тем более главнокомандующего. При этом логику решений и действий политического лидера просто необходимо скрывать от подчиненных от общества, чтобы не нарушить саму возможность управления и целостность системы.
Эмпирическое описание логики политика, «государя», вынужденного прибегать к хитрым, а порою коварным методам борьбы с «партнерами», с одной стороны, помогло многим государям Нового времени, а с другой – не раз вводил их в соблазн перегибов. Потому как «макиавеллизм» — это медаль о двух сторонах, а его применение – палка о двух концах. Политик не только обязан бороться за власть коварными методами, но и не разрушать при этом политическое единство страны, основанное на доверии народа и на следовании объединяющим ценностям.
Эти два условия определяют символический капитал (харизму)– успешность политика в борьбе с конкурентами, воспринимаемая при этом обществом как борьба добра со злом. Об этом же известная похвала политику, что сплетенные им «кружева» интриг не имеют видимых узелков изнанки. Опять же идеалом правителя еще древние мудрецы называли политика, по видимости и вовсе не вмешивающегося в ход дел, но при этом сохраняющего свой высокий статус и харизму, пусть даже унаследованную. Например, одним из самых мирных и успешных был недолгий период правления царя-богомольца Федора Иоанновича, когда все изнаночные узелки легли на имидж царского зятя Годунова.


Аналогичную стратегию сохранения имиджа путем перекладывания всех внутренних проблем на «временщика» Аракчеева использовал Александр I, официально занятый переговорами на высочайшем европейском уровне. Прямо скажем, царю Александру с его имиджем благонамеренного и мягкого реформатора-романтика этот стратегический финт долгое время удавался много лучше, чем его современному аналогу Владимиру Путину с изначальным имиджем коварного чекиста.
И вообще в наше цинично просвещенное время обществу сложно представить блистательного героя-идеалиста во главе державы, разве что ну очень маленькой, и то вряд ли. Наоборот, общество легко верит в коварство, хитрость и корысть политиков. Более того, попытка политиков вести или изображать положительных героев немедленно вызовет со стороны всех конкурентов вал слухов, сплетен, инсинуаций, вбросов и домыслов, а также разоблачительных оппозиционных докладов, навешивающих на красивую кружевную интригу не только кучу грязных узелков, но и всех собак.
Поэтому современные политики, скорее, соревнуются в цинизме, коварстве и вероломстве, но при этом цинично просвещенное общество ожидает от правителя лишь одного, что весь этот цинизм направлен против врагов и хотя бы отчасти в интересах страны и народа. Однако и в наше время, когда общественные требования к чистоте харизмы совсем минимальны, ухитряются находиться политические лидеры, зашкаливающие за все рамки. Например, Хиллари с ее негативной харизмой: сервергейт, бенгазигейт, уайтуотергейт, сандерсгейт, теперь еще мюллергейт, основанный на заказе от Хиллари выдуманного компромата на Трампа.
Политическая логика Макиавелли здесь вывернута строго наизнанку, и такое впечатление, что дисциплина в рядах истеблишмента и американских СМИ поддерживается именно общим страхом обрушения системы перед лицом нарушения всех писаных и неписаных законов и морали. Угроза полного морального, а значит и политического краха заставляет всю элиту упорно транслировать версию вмешательства коварного Путина, который, пардон, «нагадил в штаны» опьяневшей от безнаказанности американской элите. Авось пипл схавает эту версию, а после нас хоть потоп…
Докатившись до края политического цинизма и морального падения, общество все же ужаснулось, и другая его часть пытается не изображать, что все хорошо, а вернуться к консерватизму, традиционным ценностям. Благо отталкивание от полюса Хиллари без моральных тормозов подталкивает к таким циникам как Трамп и Путин, которые вроде бы действуют в пользу обществу, оседлав эту консервативную волну. Однако раскол и страх в элитах, общая неготовность элит вернуться к традиционной морали формирует из этих двух волн – либерально-аморальной и встречной отраженной хаотичную картину. И вообще попытка старых буржуазных элит вернуться в эпоху невинной юности гуманизма может дать внешний косметический эффект омоложения, но не излечит метастаз.
В общем, можно констатировать, что политико-идеологические методы западных элит, основанные на теории начала XVI века, дошли до края и исчерпались точно так же, как исчерпаны политико-экономические методы вместе с завершением глобальной экспансии, начавшейся тогда же, 500 лет тому назад. А это означает, что пора хотя бы немного продвинуться дальше – от Макиавелли и дополняющих эмпирических обобщений в основе элитной политической аналитики – к более глубокому пониманию предмета и механизмов политической власти. Без этого нового понимания и хотя бы частичного осознания элитами не выйти из глубокого кризиса, вызванного исчерпанием прежних методов и знаний. Можно только подморозить, законсервировать системный кризис, но он снова и снова будет себя проявлять циклическими приступами.

От Клаузевица к штирлицам

Будем двигаться в глубины теории постепенно, отталкиваясь от эмпирического берега. Так, наверное, легче выработать более понятные методы анализа ситуации. Начнем с такого почти банального, но все же непонятного многим утверждения, что инструментом в политике всегда является управляемая угроза, а не ее исполнение. И вообще предназначение политики – это поддержание целостности и идентичности социальной системы, а предметом этой сферы деятельности являются системные риски.
Возвращаясь к примеру с военной сферой, предметом управления для командира части является боеготовность, способность выполнить приказ и уничтожить противника вне зависимости от риска быть уничтоженным самому. Впрочем, в редкие моменты участия в бою или маневрах командир проводит политику своего уровня, оценивая, парируя и создавая угрозы командирам противника – и координируя эту политику полевого уровня с соседними союзниками. Однако на 99 процентов превалирует роль военного функционера, готового быть инструментом политики высшего уровня. На уровне соединения доля самостоятельной политики может быть единицы процентов, на уровне армии и фронта – еще выше, но только на политическом уровне верховного главнокомандующего угрозы фронтам, флотам, коммуникациям и тылу, чужие своим и свои чужим – становятся едва ли не главным предметом заботы и работы.
Почти всем известна формула одного из героев Бородина Клаузевица: «Война есть продолжение политики другими средствами». Придется эту хлесткую прусскую формулу слегка разъяснить и подрихтовать. Для начала XIX века, наверное, это была наиболее точная из самых кратких формул государственной политики. В недолгие межвоенные периоды вся политика правящих элит заключалась именно в подготовке к войне, созданию угроз для вероятных противников и снижению угроз с их стороны, в том числе за счет заключения союзов – явных и тайных. При этом вплоть до начала войны было не всегда ясно, вступят ли потенциальные союзники в войну, и на чьей стороне вступят, или будут выжидать удобного момента и закулисно торговаться, чтобы получить наибольшие выгоды на финише. Оставаясь при этом угрозой для обеих сторон, что и обеспечивает размен этого политического ресурса на выгодную послевоенную позицию.


Нужно заметить при этом, что после начала горячей войны дипломатические и торговые инструменты действительно уступали место военным операциям по захвату позиций и ресурсов без особой торговли. Да и сама торговля, как и финансовые операции подвергаются ограничениям – санкциям. Так что инструменты политики действительно в целом меняются с началом войны. Однако при этом реализация предвоенных угроз на деле ведет к прояснению и упрощению ситуации на «доске» военно-политической игры. Более значимыми в разгар войны оказываются технологии и производство, финансы и плановое перераспределение ресурсов (вместе с увядшей торговлей), а также полицейские меры, а политические игры по поводу всех этих слагаемых успеха уменьшаются в той же мере, как уменьшается неопределенность для участников. Хотя до самого конца эти риски смены альянсов, сепаратных договоренностей сохраняются, в том числе как инструмент закулисного давления на союзников при подготовке финального раздела территорий, сфер влияния и захваченных ресурсов.
Любимое кино про Штирлица – как раз об этих политических интригах, где собственно военные операции являются только движущимися рамками политики, одним из важных, но не всегда главных и решающих инструментов. Например, во время Суэцкого кризиса 1956 года решающим политическим инструментом стали, по сути, финансовые санкции США против альянса Британии, Франции и Израиля, а не военные операции. Тем более в наше время, после 70 лет постепенного наращивания влияния финансовой элиты над милитаристами, финансово-торговые санкции являются более значимым и эффективным оружием, а локальные военные операции – вспомогательным инструментом. Времена меняются, на разных стадиях развития политических элит, в том числе глобальной элиты значение тех или иных угроз и рисков – военных, финансовых, криминальных (террористических) растет, а затем так же постепенно падает, уступая место под политическим солнцем соседям-конкурентам.
Более того, парадоксальность политической сферы именно в этом и состоит, что полная победа одной из ветвей над конкурентами неотличима от поражения. Вернее, успешный финиш экспансии, скажем, милитаристской ветви политической элиты, с опорой на военные инструменты угроз и их парирования, означает существенное снижение этих угроз. Так что военный альянс победителей вместо прочного послевоенного мира вынужден расколоться и начать гонку вооружений против друг друга, только чтобы сохранить свои позиции во внутренней политике двух ведущих держав и лидерство в послевоенных альянсах.
По этой же причине две другие ветви элит, прежде всего, финансисты, но также и отчасти политическое руководство спецслужб, начинают все более активную борьбу за мир, в том числе подставляют военных, втягивая в заведомо проигрышные внешние войны как вьетнамская или афганская. В конечном итоге, общая борьба за мир против милитаризма не может не увенчаться успехом просто по причине невозможности ведения глобальной горячей войны из-за высочайшего развития военных технологий взаимного гарантированного уничтожения. Абсолютная угроза оборачивается не усилением влияния соответствующей ветви элиты, а наоборот – уменьшением, поскольку нет больше никакой неопределенности по поводу возможности и готовности самоубийственного применения.
Да, какое-то время для закулисных переговоров финансистов и спецслужбистов за спиной милитаристов понадобилось, чтобы в этом убедиться, как и самим военным увязнуть в безнадежных периферийных войнах, чтобы пойти на поводу. Но в целом к 1990-м годам доминирующей ветвью глобальной элиты стали финансисты, а главным политическим ресурсом – угрозы политическим элитам из-за втягивания государств и корпораций в глобальную кредитную пирамиду. Соответственно, третья мировая перезагрузка завершилась весной 2018 года полной победой финансистов над самими собою. Хотя заметить это не так просто генералам и наблюдателям, готовившимся к прежним милитаристским войнам. Где захват территорий танковыми клиньями, где новый штурм Рейхстага или на худой конец Капитолия? Не видать, а потому продолжаем ждать и предсказывать третью мировую, когда она уже случилась и завершилась.
Нарастающая накачка экономики кредитами, формирование и крах пузырей – доткомов, сабпрайм-ипотеки, вплоть до биткойна – все это аналог милитаризации глобальной политики и экономики в межвоенные 1930 годы. Даже термин такой по содержанию уже имеется – финансиализация, местами тоже тотальная. Захват ключевых коммуникаций и ресурсов как аналогия втягивания мира в мировую перезагрузка – тоже имел место в виде «арабской весны». Только вот финансисты и их коалиции, отчаянно воюя между собой, имели возможность не докладывать об этом публике. Например, захват власти братьями-мусульманами в Египте – это удар лондонского крыла «менял» по произраильскому крылу «пиратов», а переворот в Ливии – этот ответка лондонским от «пиратов». Формирование ИГИЛ и финансирование через банки Мосула, подконтрольные «пиратам» — тоже ответ «менялам» и их шиитским союзникам в Ираке и Сирии.
Милитаризация экономики в 1930-х не оставляла шансов обойтись без горячей войны, иначе бы милитаристам пришлось бы проиграть внутреннюю политику без боя. Однако точно также финансиализация «нулевых» не оставляла шансов обойтись без мировой гибридной войны. И ключевым вопросом опять было втягивание в эту мировую перезагрузку России. Само ее существование вне двух коалиций оставалось угрозой для обеих – поэтому желательно втянуть в гибридную бойню на своих условиях, а если нет – то «изолировать» и гарантировать неучастие на стороне противника.
Отсюда возгонка ситуации в Киеве, где боролись между собой опять же не Россия и Запад, а две западные коалиции – произраильская и пролондонская. При этом втягивание России в горячий конфликт обеспечивало преимущество «пиратов» — финансистов, опирающихся на милитаристский бюджет и политику авиаканонерок. И наоборот, недопущение гибридной войны и ресурсная поддержка пролондонского режима в Киеве были бы усилением «менял». Однако в итоге политическая монета легла ребром и закрутилась – ни вашим, ни нашим – почти по Троцкому, только армию сохранить и укрепить.
Как и в предыдущую перезагрузку, на позицию России повлияла третья сторона, также готовая включиться в игру против обоих главных крыльев глобальной элиты. Тогда это была рузвельтовская Америка, опиравшаяся на крыло финансистов, сейчас – трамповская Америка, опирающаяся на спецслужбистов. Милитаризм в ходе второй мировой выдохся, сожрав все мировые ресурсы. Так и финансиализм в ходе третьей мировой перезагрузки докатился до исчерпания политического ресурса глобальной кредитной пирамиды, когда дальнейшее наращивание закредитованности не добавляет экономического и политического веса кредиторам. А главное, сохранился раскол между двумя финансистскими центрами, не дающими друг другу осуществлять политическую экспансию под флагами МВФ и БРИКС соответственно.
Финал экспансии глобального финансиализма вылился в привычные формы выборной кампании в США. Выбор был между попыткой компромиссной консолидации старой финансистской элиты (союз пролондонского Сандерса и рокфеллеровского крыла Демпартии) и углублением раскола и клинча между ними. Это как общее противостояние Сталина и Рузвельта попыткам пролондонских и прогерманских сил в США и Европе объединиться против СССР и союзных ему кругов в США и сионистском движении.
Приходится еще раз так подробно расписывать глобальную ситуацию, потому что без этого невозможно понять политическую логику действий в «холодной торговой войне» Трампа против пролондонских режимов и одновременно против «пиратов» из МВФ, получивших временную базу в Париже. Самый главный факт и фактор – это непреодоленный и неустранимый раскол финансистов после завершения (!) третьей мировой перезагрузки. То, что мы наблюдаем сейчас – это уже переходный период формирования нового многополярного мира, а не продолжение гибридных войн. Хотя, как мы помним, в таком же переходном периоде после поражения милитаристов в Европе было еще завершение войны в Азии, гражданская война в Китае, а потом в Корее, как и венгерский и суэцкий кризисы в Старом Свете, завершившие этот переходный период разграничения и закрепления сфер влияний.
Вот только теперь можно перейти к анализу странной «торговой войны» Трампа...

Трамп как козырный символ угрозы

Притом что политическая элита оперирует вовне угрозами (и соблазнами как их оборотной стороной) – внутри страны она опирается не только на армию, финансовые институты и спецслужбы, но и на неполитическую «среднюю» часть «полиса» — производство, торговлю, машину правопорядка. В разных странах и в разные эпохи или кризисные моменты баланс этих базовых ресурсов отличается, как отличается и основанный на них баланс политических ресурсов и дефицитов – угроз вовне или угроз извне.
Внутриполитический баланс сил зависит, прежде всего, от внешнеполитического контекста. Если на глобальном уровне растет милитаризм, взаимные военные угрозы, то и внутри каждой из стран военно-политические элиты преобладают. Милитаристы всех стран, угрожая друг другу, тем самым объединяются и помогают угрожать другим крыльям политической элиты в каждой стране. Внешняя угроза войны является также и внутри страны инструментом политической борьбы. Банкиров (или их аналогов, как партийные секретари в СССР) ввиду военной угрозы всегда можно экспроприировать, а спецслужбы мобилизовать и переподчинить военному лидеру, как это было сделано, например, в начале 1941 года Сталиным. Однако даже до осуществления этой меры сама ее возможность влияет на политических конкурентов, сначала провоцируя на альянс спецслужб и партсекретарей против генералитета, как в 1937-м, а потом ввиду роста внешней угрозы – на раскол, чистку и переподчинение предвоенному руководству.
Так что не только во внешней политике, но и внутри политической элиты баланс взаимных угроз является предметом деятельности – интриг, подстав и прочих методов политической игры. Однако для неполитической части «полиса» и для народных масс все эти игры на взаимное ослабление, переподчинение и даже отчасти уничтожение – должны быть обоснованы понятной идеологией, как необходимая борьба со злом. В том числе и поэтому попытка либеральных российских финансистов в 1915-17 годах использовать военную угрозу и подмять под себя имперскую милитаристскую элиту завершилась общим крахом. В то время как большевистская идеология подавления финансистов дала политическую опору милитаристам в союзе с новоявленными «партсекретарями».
От исторической классики перейдем к современным примерам. Вот, скажем, зачем Трампу развязывать «торговые войны» против своих же ближайших союзников? И что это за иррациональная политическая торговля? Когда согласие тех же европейцев на нулевые пошлины, на чем сам же Трамп настаивал, тут же отвергается, как недостаточное. Вместо фиксации достигнутого успеха идет возгонка требований, как будто важен не результат, а сам процесс. Действия Трампа выглядят хаотичными и иррациональными, если судить по обыденным неполитическим меркам или даже политическим меркам нефинансовых элит.
Если же анализировать работу Трампа в терминах угроз как политического инструмента, то все выглядит намного рациональнее. Прежде всего, избрание президента США из двух самых «отмороженных» и решительных претендентов, само по себе служит усилению угроз для внешних игроков. Если бы фигура Трампа или такой же стервозы Хиллари совсем не устраивала элиты, прежде всего – финансовые, их бы даже до участия в праймериз не пустили. Проблема в том, что долларовая система, пирамида долгов все больше вызывала и вызывает сомнений у финансово-торговых партнеров. Перефразируя шутку юмора, за доллар пока еще не дают в морду, но без угрозы дать в морду доллар уже не принимают.


Конечно, демонстрация этой угрозы разбомбить или подставить под жесткий удар происходит на наименее ценных для западных элит членах мирового сообщества, как Сирия, Йемен или та же Б/У. Соблазн держателей долларовых активов не то что сбросить, но поставить под сомнение завышенные оценки американских ценных бумаг или оружейных контрактов – в целом пока преодолен. Опять же крупные держатели долга США сами не заинтересованы в неуправляемом падении цены активов. Так что Трамп достаточно успешно работает на финансистов всех стран, объединенных угрозой этого падения. Однако, что же сам Трамп и стоящая за ним национально ориентированная часть элиты США получают взамен? Кроме проклятий и угроз импичмента, призванных, в том числе, удержать Трампа в заданных рамках глобалистской политики.
Если Трамп, как тот самый айнрендовский атлант, удерживает глобалистский «небосвод» от быстрого обрушения, то главным бенефициаром его политики оказываются те самые «банкстеры-пираты», которые изначально ставили на Хиллари. Да и сейчас спят и видят, как бы им заменить Трампа на своего ставленника. Это банкиры-владельцы и бенефициары «печатного станка» ФРС и заодно МВФ, олигополии рейтинговых агентств и аудиторских компаний. Основой для их прежней и все еще сохраняющейся финансово-политической власти всегда была угроза дать или не дать относительно дешевые большие деньги в кредит. Это вообще основа банкирской власти – разделять не только частных клиентов, но и государства на достойных и недостойных кредитования по низким или хотя бы средним ставкам. Все остальное – разорение или вовлечение в кредитную кабалу довершить рыночная конкуренция.
Политически мотивированные санкции и «торговые войны» Трампа – с одной стороны, не подрывают совсем основ власти финансистов из МВФ и ФРС. Однако переводят вопрос о долларовых кредитах, рейтингах или иных оценках заемщиков – во вторую очередь, после вопроса о торговых барьерах для одних и о санкциях для других. Тем самым поддерживается приемлемый баланс между глобалистами и националистами, как минимум, в республиканской части истеблишмента. Санкции и угрозы торговых войн все равно нужны для дисциплины в рядах финансистов всех прочих стран (как и китайских партсекретарей). Но эти же угрозы нужны и для возвращения производств и рабочих мест в США, и для продвижения недешевых товаров, оружия на внешние рынки далеко нерыночными методами.
Кстати, это и есть тот самый момент различения прежней, дотрамповской эпохи, когда финансисты вполне обходились своими, «рыночными» методами политического влияния. Только «невидимая рука рынка» в лице аналитиков ГолдменСакса и рейтинговых агентств, аудиторов «придворных» аудиторских компаний – сама оценивала, разделяла и властвовала на финансовом рынке. Между тем, сегодня иррациональность «торговых войн» Трампа включает их обоснование интересами «национальной безопасности». Это импорт-то легковушек?! Но это означает, прежде всего, что за реализацию «торговых войн» отвечает аппарат не Минфина, близкого к обоим крылам банкстеров, а Совета национальной безопасности, то есть элиты спецслужбистов.
Финансисты-«пираты» ранее существенно опирались на подчиненных им милитаристов, способных блокировать торговлю любых стран-ослушников. Однако, помимо финансиализации оборонных корпораций и совместного с банкирами распила военных бюджетов, деградации качества ВПК и армии – эту милитаристскую опору банкстеров-«пиратов» подорвало наращивание или восстановление военных сил Китая, России и Ирана, а также переориентация Турции. Все это, разумеется, при теневом содействии конкурирующего крыла банкстеров-менял, базирующихся в Лондоне. Потому как иначе неизбежная унификация банкстерами-«пиратами» обменных курсов валют с жесткой привязкой к доллару лишала «менял» самой основы их части финансовой власти.
Кроме всего прочего «торговые войны» против ближайших партнеров как Китай, Европа и даже Канада – позволяют определять и управляемо повышать цены на ключевые биржевые товары – не только металлы. Раньше эта почетная обязанность в рамках разделения труда между двумя крыльями финансистов принадлежала «менялам». И в этом случае тоже «торговые войны» не подрывают совсем прежние инструменты финансовой власти «менял», но ставят в зависимость от политической позиции «финконтроля» как новой третейской ветви финансистов, опирающейся на элиту спецслужб. Этот же механизм, что очень важно, позволит управляемо снижать стоимость доллара по отношению к ликвидным товарам. А это и есть едва ли не главная среднесрочная задача всей глобальной элиты – не допустить ни дефляции, ни гиперинфляции, управляемо съехать с долговой пирамиды лет за 15-20.
Помочь решить эту главную задачу быстрее может механизм фиансовых санкций, направленных против России, Ирана, Турции, а в дальнейшем, вероятно, и Китая, Индии, всех стран БРИКС, подопечных в финансовой сфере пролондонскому крылу «менял». Это выталкивает одну за другой, но аккуратно и постепенно важные страны из долларового контура власти банкстеров-«пиратов», не давая тем восстановить полную власть и фиксируя надолго раскол между двумя крыльями финансовой элиты, а значит необходимость третейской функции «финконтроля».
Уже сейчас европейцы начали, вслед за Россией и Китаем, планировать создание еще одного, отделенного от долларовой системы аналога СВИФТа – для осуществления операций с Ираном и другими странами под финансовыми санкциями. Следующим шагом может стать фактическое раздвоение долларовой системы и самого доллара надвое – «внутренний», расчеты по которому идут через корсчета в банках США, и «внешний», подсанкционный, но при этом «криптовалютный», расчеты по которому с дисконтом проводятся через некий единый для БРИКС или ШОС клиринговый центр. Само собой англосаксы-менялы не могут не создать контрабандные шлюзы, чтобы менять внешний доллар на внутренний.
Так что в иррациональности «торговых войн» Трампа есть своя политическая логика создания новых угроз, обесценивающих инструменты власти конкурентов.

Угроза всем угрозам

Конечно, всех нас больше интересуют российские политические интриги и непонятки, однако вне глобального контекста, то есть вне политической логики глобальных угроз, вряд ли удастся их разъяснить. Поэтому будем двигаться в сторону России постепенно, отталкиваясь от американского образа российской угрозы.
Наверное, многие еще помнят выступление Барака Обамы в ООН 24 сентября 2014 года, где он назвал Россию второй в ряду главных угроз миру: Эбола, Россия, ИГИЛ. За четыре года именно Россия сделала все возможное, чтобы победить две другие угрозы миру, сделавшись от этих успехов еще «страшнее» для Запада. Если использовать не обыденную, а сугубо политическую логику борьбы двух или трех крыльев глобальной элиты, как тогда выглядит этот Обамин демарш?
Прежде всего, следует отметить, что через неделю после речи Обамы США без всякой санкции ООН начали бомбежки территории Сирии, где уже шла гражданская война, в которую тем летом вклинились из Ирака силы «игиловцев». А за неделю до речи Обамы было подписано соглашение о перемирии в Донбассе «Минск-1». Невесть из каких джунглей или лабораторий ВПК всзявшийся вирус «Эбола» тоже, как и две других угрозы, усиливал через милитаристскую опору «пиратское» крыло глобальной элиты.
Еще за два года до выборов Трампа такое развитие показывало, что прежние сугубо финансовые политические инструменты глобальной элиты перестают работать сами по себе. «Пиратскому» крылу глобалистов потребовалась эскалация внешних угроз. Причем все три варианта были инспирированы с большой вероятность самими американцами. Эбола слишком уж похожа на боевую версию вируса, выращенную в недрах ВПК. История, как Пентагон оставлял для ИГИЛ в зоне своей ответственности в Курдистане военную технику и миллиарды долларов в банках, а также готовил кадры якобы для умеренной оппозиции, тоже известна.
Наконец, образ российской угрозы был реанимирован и спровоцирован вооруженным переворотом в Киеве и попыткой такого же переворота в Симферополе. Американские военные спецслужбы буквально вынудили Кремль взять под контроль Севастополь и Крым как базу Черноморского флота. Для милитарсистского, «пиратского» крыла глобальной элиты этот исход был оптимальным, обеспечившим легитимизацию русофобского переворота в Киеве и развязывание гражданской войны на Б/У. Потому что именно «российская угроза» на старых пропагандистских дрожжах является опорой для усиления политического контроля над союзниками и конкурирующими крыльями своей же элиты. Тут даже ничего не нужно было придумывать, а просто включить готовые механизмы НАТО и ЦРУ с Госдепом.
Если бы российская сторона не приняла жертву «крымского гамбита», имея закулисные гарантии американцев и послушных им киевских генералов, тогда пришлось бы НАТОвцам высаживаться в Крыму, но прежде создать угрозу русскому флоту в виде русско-татарской взаимной резни и гражданской войны с участием турецких и арабских наемников. Если и тогда Кремль утерся бы и не вступился за русских, то это стало бы полной моральной победой именно «пиратского» крыла накануне выборов в США и полным моральным и политическим крахом России, после которого никто в мире не ставил бы и цента на сохранение целостности страны, не то что сохранять военно-политические связи и укреплять союзы типа ШОС. Так что никакого реального выбора, играть черными предложенный гамбит или нет, у России не было.
Другой вопрос, что «пиратское», милитаристское крыло глобальной финансовой элиты, реанимируя «российскую угрозу», как и «исламистскую угрозу», имело целью все же позиции более сильных игроков – конкурентов внутри самой глобальной элиты. Прежде всего, это давние позиции лондонских «менял» в Киеве и на Донбассе, а также в Иране и Сирии, а также недавние позиции в руководстве Турции. Разгром «донецких», якобы пророссийских «олигархов» на Донбассе, был бы практически фатальным для влияния «менял» на всем постсоветском пространстве. Поэтому «донецкие», как и пролондонские «питерские», «кавказские» и «ростовские» сделали все возможное, чтобы втянуть российских добровольцев, а вслед за ними и «отпускников» в противостояние на Донбассе. При этом «донецкие» олигархи надеялись сторговаться о сдаче ЛДНР в обмен на сохранение позиций в Киеве, но «пираты» уже вложили миллиарды в эскалацию гражданской войны, в бомбардировки мирных городов.
Возникает вопрос, а почему вообще «пиратам» понадобилось развязывать войны и физически выталкивать, подрывать позиции «менял». Какую финансистскую угрозу таким образом пытались парировать, и почему ослабла «пиратская» угроза лишения недорогих долларовых кредитов? Прежде всего, это рост экономик Китая и Индии, но и всех иных «развивающихся рынков» как Иран, Турция, Индонезия. Россия и здесь тоже особняком, поскольку могла, как и раньше, поставлять нефтегаз в Европу, а оружие в Азию. Не даром гербовый орел смотрит в обе стороны. Ранее попытки Ирана или Ливии перевести торговлю в евро, уйти от доллара выливались в санкции, а то и в прямые бомбежки.


Политическим оружием «менял» как раз и является традиционно обход санкций, оффшорное, а нынче еще и «криптовалютное» финансирование сделок, вывода денег. А кроме того, помощь в эмиссии конкурирующих валют – евро, йен, юаней, не говоря уже о британских фунтах, канадских, австралийских и гонконгских долларах. Любые теневые или недолларовые финансовые транзакции, не приносящие прибыли кредиторам из ФРС/МВФ, снижают зависимость от них и ослабляют политическую власть «пиратов».
Власть «менял», тем не менее, зависит от наличия «пиратов», потому что без их давления на торговых контрагентов, без взимания кредитной и эмиссионной дани, нет смысла и в обходных путях и маневрах. Рост оборотов долларовой внешней торговли ведет к росту оборотов внутренней торговли «еврозоны», Китая, Японии, а равно и росту валютных операций, биржевой торговли, контролируемой «менялами». Так что влияние «менял» в итоге такой мультипликации растет быстрее, чем влияние самих «пиратов». Чтобы просто сохранить, а то и увеличить свою законную «львиную долю», «пиратам» пришлось самим придумать и взрастить глобальный «финконтроль» для борьбы с оффшорами и теневыми транзакциями, то есть с «менялами».
Однако «финконтроль» — это вынужденная опора на национальные государства, без которых санкции и расследования против коррупции и отмывания не работают. А все национальные бюрократии связаны с национальными элитами теснее, чем с глобальными финансистами. Сломать сопротивление национальных элит с помощью соросовской «машины добра» получилось далеко не везде, и даже где получилось – «обновленная» бюрократия еще голоднее, коррумпированнее и склонна к оффшорным изменам. Так что ставка «пиратов» на «финконтроль» как запасной инструмент вдобавок к авианосцам казалась беспроигрышной, а оказалась безвыигрышной.
Как раз авианосцы и в целом машина армии и ВПК сильнее зависят от кредитной пирамиды ФРС/МВФ, и никуда от необходимости накачки бюджетов не спрыгнули бы. Никакие горячие войны и физический захват ресурсов не могут обеспечить американским и западным генералам и оружейникам таких доходов, как «политика канонерок» в поддержку «пиратских» долларовых кредитов государствам, банкам и корпорациям. А вот «финконтроль» при всей своей бухгалтерской невинности был запущен и допущен в святая святых, во внутренние кулуары и самые тайные отсеки финансовой машины. И к тому же «финконтроль» оказался в тесной связке с национальными спецслужбами, и прежде всего, с главной финансовой спецслужбой, совмещенной со службой охраны президента США – Сикрет Сервис.
Пока пост президента принадлежал крылу «пиратов» или хотя бы «спецслужбистов», близких к «пиратам», это было не страшно. Однако, уже Обама оказался компромиссным кандидатом и президентом, а при нем влияние «менял» на выборы и политику США только возрастало вместе с влиянием европейского и незападного капитала. Прямо о возрастании и недопустимости влияния сказать было нельзя, а то китайские товарищи по глобальной торговле могут обидеться такой «потере лица». Поэтому все стрелки, необходимые для усиления финансового и спецслужбистского контроля, пришлось переводить на единственную удобную и терпеливую «угрозу миру» — Россию.
Вообще, очень похоже, что хищная Хиллари вполне могла соблазниться китайскими миллионами в семейный фонд и оффшорные заначки. В этом случае, вполне понятно, почему ее соперник, пролондонский кандидат Сандерс молча поддержал ее кандидатуру, несмотря на утечку данных о махинациях. И вообще этот компромат был надежной уздечкой «менял» на шею «компромиссной» фигуре, вроде бы приемлемой и для «пиратов». А иначе почему руководство ФБР сразу же замяло и замело под ковер показания о наличии «китайской закладки» на частном сервере Хиллари, откуда весь трафик писем дублировался на сервер представительства китайской госкорпорации в пригороде Вашингтона? Сейчас эти показания снова всплыли из-за желания демократов отымпичить Трампа.
Так что еще вопрос, кому было выгодно это «вмешательство» в праймериз Демпартии и слив тайных интриг между «менялами» и вроде как «пираткой»? Скорее всего, именно третейской силе спецслужбистов, которым это объединение двух крыльев финансовой элиты было поперек удержания власти. Иначе спецслужбы и их ставленников в финансовых институтах, политических элитах могла ждать зачистка, прежде чем «пираты» с «менялами» снова начали выяснять между собой отношения. Но выносить сор из избы – значит, ослаблять все еще не поделенную власть. Зато обвинить Россию – значило усилить ее, подчинить союзников и весь истеблишмент блоковой дисциплине второй «холодной войны».
Тем не менее, раздрая между главными крыльями глобальной элиты достаточно для частичного выхода из полного подчинения финансистам представителей старых элит – торговых и промышленных. Тем более нефтепромышленники еще при Буше-старшем и при его сыне сформировали тесные связи со спецслужбистами. Как и представляющий старые деньги промышленников и девелоперов Трамп.
Отодвинутые от исполнительной власти проигравшие элиты никогда сразу не успокаиваются. Во все времена и во всех странах политические процессы проходят неизбежные фазы попыток реванша. Бывшие непримиримые соперники, помешавшие друг другу захватить власть и пропустившие вперед третью силу, не могут не создавать временные альянсы, чтобы вернуть ситуацию взад. Так, после перехвата исполнительной власти командой Ельцина, где-то через год сформировалась «право-левая» объединенная оппозиция в представительной власти, попытавшаяся его отстранить в декабре 1992-го. Но все завершилось перестановками в руководстве исполнительной власти, как и Трамп через год после перехвата власти сумел отбить первую попытку реванша, и заменил ключевые фигуры в администрации. Похоже, что сейчас на американской политической сцене перед новыми выборами развертывается более долгоиграющая попытка импичмента, как и в российской политике лета-осени 1993 года. По идее, результат попытки будет таким же разочаровывающим для право-левой оппозиции, поскольку им не удалось ослабить позиции Трампа заблаговременно.
Однако очень многое в таких политических узлах, как октябрь 1993-го в Москве или ноябрь 2018 года, зависит от внешних сил, позиции ближайших союзников и крупных игроков. Ельцина в свое время поддержали и лидеры СНГ, и западные державы. Трампу в этом смысле намного сложнее. Лидеры англосаксонских союзников как и крупнейших держав не могут не просчитывать всех вариантов дальнейшего развития, а эти варианты во многом зависят от устойчивости позиций России как главной опоры крыла национал-глобалистов, противостоящего вынужденному альянсу «пиратов» и «менял». Отсюда и просчитывание серьезных последствий и формирование максимально защищенной позиции со стороны России.

Глобальная злоба дня

Постепенно подобрались к самой главной политической загадке года – неожиданно жесткому формату пенсионной реформы в России. По мнению всех вменяемых и не ангажированных комментаторов – никаких внутриполитических причин для такого экстремального перформанса не было. Более того, Путин в своем видеобращении эту необязательность проведения «здесь и сейчас» только подтвердил. Значит, главные причины следует искать во внешней политике. Тем более что для Путина и его ближнего круга именно внешняя политика и внешняя торговля всегда была и остается в приоритете.
Несмотря на публичное признание основного подозреваемого, продолжим собирать косвенные доказательства. Прямых, не косвенных улик в политике не бывает в принципе, на то она и политика, искусство оперировать с неявными угрозами. Таким надежным косвенным подтверждением является реакция администрации Трампа на наше вроде бы как сугубо внутреннее дело пенсионного возраста. Конечно, можно признать случайностью, что только после объявления 14 июня о пенсионной реформе Трамп вдруг пожелал срочно встретиться с Путиным. При этом Белый дом согласился на почти домашний, наиболее удобный для Кремля вариант саммита в Хельсинки. Однако, как еще объяснить интересное совпадение? Сразу после телевизионного обращения, смягчившего в деталях, но подтвердившего концепцию пенсионной реформы глава Госдепа Помпео немедленно запросил срочную встречу с Лавровым для консультаций.