И какое неожиданное прочтение они получили в XX веке...
Визуальные образы и схемы, однажды родившись в искусстве, часто выходят далеко за рамки своей эпохи. Теряя исходный смысл и проходя сквозь века, они переосмысляются и используются по-новому. Их включают в актуальные контексты...
Впервые мотив «адской троицы» появился в изображениях Страшного суда. Они сформировались в Византии после иконоборчества и начали распространяться с XI в. Внизу, слева от Христа Судии, на двуглавом звере - персонификации Ада (зубастыми пастями этот монстр заглатывает грешников) - сидит дьявол. Его ноги, как правило, скованы, что вместе с царственной позой указывает на его двойственный статус - властителя бесов и одновременно узника преисподней.
На коленях дьявола расположилась небольшая человеческая фигура. Возможно, что на редких европейских образах она означала Антихриста (известна такая подпись в рукописи «Сада утех» Геррады Ландсбергской), но в абсолютном большинстве случаев это апостол-предатель.


Подпись «Иуда» можно найти уже на фреске итальянской церкви Сант-Анжело-ин-Формис конца XI в. В «Божественной комедии» Данте Алигьери и во множестве ее иллюстраций Иуда (вместе с Брутом и Кассием) мучается в центре преисподней, оказываясь не на коленях, а в зубах Люцифера.
В композициях Страшного суда дьявол восседает на звере-Аде как на троне, зубастом и хищном престоле. При этом Иуда на его коленях сидит как ребенок на коленях отца. Эта поза «родительства» стала крайне популярной в средневековом искусстве. Схема «персонаж на коленях» (in sinu, «в лоне») показывала не только ребенка, оберегаемого матерью или отцом, но и духовных «детей» под защитой их патрона.
К примеру, в Евангелии упоминаются праведники, которые пребывают «в лоне» праотца Авраама. Иконография превратила это в наглядный мотив: маленькие фигуры, души людей, сидят на коленях или «за пазухой» Авраама (а часто и его преемников, сына Исаака и внука Иакова), как дети, прижимающиеся к материнской груди.



По такой же схеме выстроены и иконы Богородицы с младенцем Христом на руках («в лоне»). Это иконография «Воплощение» («Знамение») и некоторые образы Богоматери на престоле. Так же строились изображения Троицы «Отечество», в которых Христос восседает на коленях Отца.
В европейском искусстве изображалась и Троица с распятым Христом в лоне Бога Отца («Распятие в лоне Отчем»), и образы Anna Selbdritt (Metterza) — Мария на коленях Анны, Христос на коленях Марии. При этом мотив адской троицы — один из самых ранних примеров, где использовалась схема родительства.
Иуда не только сидит на коленях «отца»-дьявола. Очень часто он сжимает в руках небольшой мешочек с 30 сребрениками, ценой крови, платой за предательство Христа.


Мешочек с монетами регулярно изображался рядом с повесившимся Иудой или в руках у Иуды в аду, словно он так и не смог расстаться с деньгами ни до, ни после смерти. В иконографии узелок с деньгами фигурирует не как элемент сюжета (по Евангелию, Иуда возвратил кровавые деньги, и в момент смерти их у него не было), но как знак предательства, от которого отступнику уже не избавиться.
Русский паломник Антоний Новгородский, побывавший в 1200 г. в Константинополе, упоминает, что рядом с алтарем Святой Софии были повешены тридцать царских венцов (в разные века их жертвовали храму византийские императоры), по числу сребреников, за которые Иуда продал Спасителя: они должны были напоминать христианам о грехе предателя и беречь их от «Июдинаго злаго и неправеднаго сребролюбьства».
В средневековой культуре Иуда стал воплощением множества пороков — от жадности, предательства и самоубийства до ростовщичества. Но главной его страстью называли сребролюбие. Уже в V в. Иероним Блаженный писал, что Иудино прозвище «Искариот» означает «деньги» и «цену» — имя неверного апостола знаменовало его судьбу.
Кошель в руках Иуды указывал не только на его предательство, но и на грех, который заставил его продать учителя. Вслед за Иудой, на множестве изображений мешочек оказывался в руках у алчных грешников, погубивших душу из-за денег.
Средневековые легенды об Иуде развивали тему тридцати монет. Так, в «Сказании об Иуде предателе» утверждалось, что Христос был предан за те же сребреники, которые братья Иосифа Прекрасного получили от египетских купцов за то, что продали им своего брата.
Позднее купцы отдали деньги фараону, расплатившись за хлеб. От фараона монеты перешли к царице Савской. Она послала их Соломону, и до Вавилонского пленения деньги хранились в царской сокровищнице. Потом они были похищены, но вернулись в Иерусалим в числе тех даров, что принесли волхвы младенцу Иисусу.
Святое семейство во время бегства в Иерусалим потеряло деньги, и нашедший монеты пастух принес их в качестве дара в Храм. Оттуда они и попали к Иуде. В итоге проклятые деньги стали ценой крови Иисуса.
Образ Иуды на коленях дьявола повторялся не только в искусстве, но и в литературе. Пожалуй, самый интересный пассаж встречается в русской «Повести, како отмсти всевидящее око Христос Борису Годунову пролитие неповинные крови новаго страстотерпца благовернаго царевича Дмитрия Угличьскаго» (и в ее дальнейших редакциях).
Повесть была создана в 1606 г., вскоре после воцарения Василия Шуйского. Автор подробно описывал и проклинал Лжедмитрия, самозванца, которого только что свергли заговорщики во главе с новым царем. Гришка Отрепьев, назвавшийся царевичем Дмитрием и правивший в Москве около года, под пером автора превратился в «слугу дьявола» и великого грешника, одержимого гордыней.
В потоке других обвинений здесь сказано, что Лжедмитрий захотел быть «выше самого дьявола» и пребывать «в недрах» сатаны «вместо Иуды». Создатель Повести явно апеллировал к мотиву «адской троицы», который был хорошо знаком его читателям благодаря настенным росписям и крупным храмовым иконам Страшного суда.
Наконец, мотив перешел в восточнославянский фольклор. Здесь он пополнил корпус легенд о посмертной участи грешников. В разных частях России, Украины и Белоруссии записаны рассказы о том, что «Иуда сидит на коленях у сатаны», или о том, что дьявол качал младенца Иуду на своих коленях. Иногда сообщают, что все грешники, не прощенные Богом, после смерти оказываются на коленях дьявола вместе с Искариотом.
В некоторых регионах полагают, что это место специально отведено для самоубийц. Наконец, известна легенда о том, что Христос, спустившись в ад и, выводя людей из преисподней, спросил Иуду, хорошо ли ему на коленях сатаны. Дьявол начал толкать предателя под бока, веля говорить «хорошо» — так повторилось трижды, и в результате бывший апостол остался сидеть в аду «в лоне» Люцифера.
В Средние века Иуду не только считали архигрешником. Его демонизировали. Легендарный предатель стал персонажем славянских магических тестов, превратившись в злобного духа. В XII в. на стене новгородского собора Святой Софии был выцарапан заговор, в котором упоминались сперва мрачные персонажи «Голод» и «Железнец» с каменной грудью, медной головой и липовой челюстью, а вслед за ними «бес сатана» и вор-мытарь, беззаконный Иуда.
В сибирской гадательной книге говорилось: «Окаянный Иуда поиде на море, вверг удицу и улови себе змею скорпию». Интересно, что маленькую фигуру Искариота на коленях дьявола иногда писали красным цветом, как инфернальное создание, а не человека. Иконописные подлинники указывали, что у дьявола «Иуда на коленях, огненный».
Мотив адской троицы не случайно проник в литературу и в фольклор — это говорит о его узнаваемости. Действительно, образ сидящих вместе Ада, дьявола и Иуды широко распространился и в церковном пространстве, и в лицевых рукописях. Уже в XVI в. он вышел за рамки композиций Страшного суда. Его часто изображали отдельно. Это вполне понятно: мотив объединил главного из инфернальных монстров — звероподобный Ад, главного из демонов — сатану, и главного из грешников — Иуду. Более емкий рассказ о преисподней и ее обитателях создать трудно.


Кочуя по разным композициям, мотив начал быстро варьировать. Иуда всегда сидел на коленях дьявола, но отношения самого дьявола с Адом все время менялись. В изображениях Сошествия во ад великан Ад уже не трон Люцифера, а скорее его отец.
Красный гигант держит сатану на коленях. Он владеет Люцифером, осужденным на вечные муки, как сам дьявол владеет Иудой, попавшим в его власть. Этот вариант явно перекликается с образами Троицы «Отечество». Небесное родительство отражалось в искривленном зеркале, а Искариот стал последним звеном адской иерархической «лестницы».


Новое решение возникло в конце XVII в. в композиции «Плоды страданий Христовых» (в ее основу была положена европейская гравюра). Дьявол сидит здесь в огромной пасти ада. В его руках — фигурка Иуды, с традиционным мешочком или без него. Но в отличие от композиций Страшного суда, на первый план выходит идея наказания: Ад уже не престол и не «отец» дьявола, а зубастая темница, куда заключен скованный Люцифер вместе с Иудой.



Начиная с XVII в. мотив постоянно возникал в разных изображениях преисподней — и в церковных образах, и в миниатюре. Это позволило художникам вплоть до XX в. заменять Иуду другими персонажами, которых хотели демонизировать и представить как слуг дьявола.
Так, в старообрядческих рукописях появились изображения «отца грехов»: крупный демон сидит на престоле, развернутый анфас к зрителям и окруженный фигурами мелких бесов, которые подписаны именами грехов: «миролюбие», «многословие», «дерзновение», «смех» и т. д. На коленях демона расположена фигура с большой гривой — главный грех, иногда названный «блуд».
Такое почетное место неудивительно. В популярном на Руси «Хождении Феодоры по воздушным мытарствам» (входило в Житие Василия Нового) демон блуда хвалится, что поставляет в ад больше душ, чем остальные бесы, так как в грехах плоти виновны почти все, но исповедоваться об этом люди часто стесняются — в результате блудные грехи остаются не искупленными, и души не могут пройти посмертное испытание.
Образ «отца грехов» явно копировал исходный мотив с Иудой на коленях дьявола. Но самый интересный казус возник в 1883 г. Это стенная роспись с композицией Страшного суда из церкви села Тазова Курской губернии. Здесь в адском огне, на коленях сатаны, сжимая в руке мешочек, сидит не кто иной, как Лев Толстой.


Писатель, просветитель и философ волей художника и его заказчиков оказался в преисподней за свои обличительные тексты в адрес Церкви и христианства. В эти годы критика только начиналась, но спустя годы она привела Толстого к полному разрыву с православием.
Насколько известно (Если это не позднейшая легенда — найти тексты XIX в. пока не удалось.), духовенство и прихожане храма совместно решили обличить «лжеучителя», использовав понятный и эффектный прием. Толстой занял место архигрешника и одновременно получил его атрибут, проклятые деньги.
Мотив адской троицы стал гибкой визуальной моделью. Она позволяла заменять персонажей и обращать инвективу на актуальных оппонентов. И хотя в XX в., после массового закрытия церквей, популярность иконографических мотивов постепенно сошла на нет, фигура Иуды с мешочком сребреников обыгрывалась еще множество раз.
В карикатуре, в политическом плакате или в комиксах образ «предателя с мешочком денег» используется до сего дня, применяясь к самым разным персонажам, от Льва Троцкого до современных политиков.Источник: "Вокруг света"