Идеальный образ благородного красавца-мужчины в сияющих доспехах верхом на боевом белорождённом скакуне - это ли не мечта любой женщины, сохранившей крупицы драгоценной детской жажды чуда и веры в вечную любовь. Увы (или к счастью?), подобные наманикюренные представители метросексуалов Средневековья обитают только в мире сказок для впечатлительных девочек, куртуазных романах или в коммерческих фантазиях небезызвестных киностудий. Теперь на статус воплощения идеального мужчины-воина выдвинули японских самураев. Удачная ли это затея? Вряд ли...

Жён били и насиловали

Настоящие, обоснованные историческими реалиями рыцари не имели ничего общего с завсегдатаями романтических баллад. С этим западный мир худо-бедно разобрался. Подняли архивы и, как смогли, разъяснили особо впечатлительным натурам, чем занимались и как выглядели те, кого на украшенных виньетками страницах описывают как «без страха и упрёка» и «в сияющих доспехах».
В истинное лицо европейского рыцарства трудно смотреть, не отводя взгляда от отвращения. Вооружённое дворянство влачило тяжкую печать своего времени, не имея ни желания, ни возможности укрыться от его заскорузлых обычаев, большинство из которых современному человеку покажутся просто ужасающими. Времена были мрачные, нравы были суровые, рыцари были соответствующие. И раз уж речь зашла о женских мечтаниях, переходим сразу к главному — к амурным рыцарским делам.
Рыцари ни в грош не ставили женщин. В принципе, на этом можно было бы закончить, но как же отказать себе в удовольствии покопаться в грязном бельё в поисках пикантных подробностей. Тем более что глубоко копать не придётся. Достаточно слегка ковырнуть гору тряпья носком ноги. Единственная особа противоположного пола, достойная любви и уважения в сознании падшей аристократии, — прекрасная дама сердца, которую по любовному кодексу (да-да, был и такой) обязан иметь каждый юноша, прошедший посвящение в рыцари. Ради неё сражались на турнирах, совершали подвиги и слагали поэмы.
Причём отношения между рыцарем и его миледи были сугубо платоническими. Она могла быть дворянкой или простолюдинкой, маленькой девочкой или замужней женщиной — это неважно. В глазах рыцаря дама сердца была воплощением богини, поэтому даже призрачный шанс облобызать ручку святыни считался величайшей наградой. На этом с романтикой всё.
Все прочие женщины, включая собственную жену, для рыцаря были существами по рангу ниже собаки. В перерывах между сочинением сонетов в честь прекрасной дамы рыцарь без зазрения совести колотил и насиловал жёнушку, которая даже пикнуть не смела против «благодетеля». Та же участь ждала бесправный люд в деревнях: женщин, независимо от возраста, и детей, независимо от пола. Избиения, издевательства, надругательства, пытки — обычный рыцарский досуг. В мирное время. Дела, творившиеся в тех же Крестовых походах, — тема, которой хватит на несколько томов безумия. В нужде войн за Гроб Господень и до каннибализма дело доходило. В общем, про христианские добродетели, которые рыцари клялись блюсти на присяге, вспоминали только по святым дням, да и то для проформы.

Вонючие донельзя

Багажом чести рыцари себя особо не утруждали — хватало с них тяжестей и в регулярном ношении доспехов. Хотя не такими уж они были тяжёлыми. Вес максимилиановского доспеха, полностью покрывавшего всё тело латной бронёй от рифлёной маковки шлема до снабжённых шпорами башмаков-сабатонов, не превышал 27 кг — легче современного Солдатского рюкзака. Одна беда: снять и надеть доспехи без посторонней помощи весьма проблематично, поэтому рыцарям иногда приходилось сутками напролёт таскать на себе всё это кованое великолепие. И справлять нужду прямо под себя, сохраняя при этом мину невозмутимого превосходства. Прибавьте сюда веру в то, что благочестивым христианам негоже снимать платье ради омовения и стирки оного, ибо вид обнажённых телес оскорбляет Бога, да и вообще, от водных процедур один вред — и соблазнительный рыцарский аромат будет нетрудно представить.
Стёганный поддоспешник насквозь пропитывался потом, в нечёсаной бороде красовались застрявшие куски пищи, по которым безнаказанно гарцевали холёные выводки вшей и блох. Лучезарные щербатые улыбки аристократов в жалкий десяток сохранившихся гнилушек на усыпанном оспинами лице сопровождал крепкий смрад нечищеных зубов и чеснока. От лошадей зачастую пахло лучше, чем от их благородных патронов. Впрочем, августейшие дамы «благоухали» не лучше, так что в залах и кулуарах амбре высокородных мачо бросалось в глаза только в том смысле, что от него глаза резало.
Всё эти доблесть, честь и очарование умещались в «наполеоновском теле» ростом примерно 160 см. Вот они какие, высокие и мускулистые галантные красавчики Средневековья, чей образ прочно укоренился в сознании многих девушек. Далеки от идеала, не правда ли? Но это ничего, это ерунда — свято место пусто не бывает.

Идеальные воины

Сегодня на роль идеальных мужчин бесконечно романтичных и одновременно бороздящих моря собственного тестостерона — претендуют самураи, благородные воины Страны восходящего солнца. В молодёжные массы даже пошёл неологизм «я не такая, я жду самурая».
Согласно семи принципам кодекса «Бусидо» о пути настоящего воина-буси, самурай обязан быть справедливым и честным, мужественным и отважным, почтительным и вежливым, сострадательным, достойным, искренним («что сказал, то и сделал») и преданным. Будучи японской военной аристократией, буси прослыли не только искусными воинами, готовыми в любой момент без сожаления отдать жизнь во имя высших идеалов, первейший из которых — служение своему господину и поддержание его доброго имени. Через призму бессчётных философских трактатов, самурай — отнюдь не заурядный мирянин из плоти и крови, пекущийся о собственном кошельке и брюхе. И то и другое самурай без раздумий вскроет, если того потребует долг. Он — само воплощение чести и верности, для которого служение императору и сюзерену-даймё является высшей целью и наградой. Самураи считаются виртуозами боя на мечах. Нельзя представить образ буси без «дайсё» — пары из длинного (катана) и короткого (тати или вакидзаси) меча, веками служившими своеобразным сословным удостоверением правящего класса. А древнее японское искусство фехтования кэндзюцу и его осовремененная форма кэндо до сих пор остаются одними из самых популярных и зрелищных боевых искусств.
На беглый взгляд выглядит многообещающе. А если присмотреться?

Сколько правды в идеале?

Историки, глядя на такую рьяную канонизацию, лишь горько усмехаются. Потому что образ реального самурая, как и реального европейского рыцаря, был куда менее привлекательным. Хотя бы потому, что вышеописанные самураи, фактически, плод фантазии Дайдодзи Юдзана и Ямамото Цунэтомо — авторов эпохальных руководств о том, как быть самураем, «Бусидо» и «Хагакурэ». Оба глубокоуважаемых господина, несомненно, были выдающимися военными теоретиками и литераторами своего времени. Только оба они прожили долгую жизнь и умерли, так и не приняв участия ни в одной войне. Написание же трактатов о пути буси было обосновано сугубо утилитарной причиной. Дело в том, что к концу XVII века сословие воинов, чья благородная кровь сильно разбавилась массовой мобилизацией за три с половиной века смуты, начало стремительно скатываться в профнепригодность. Государственные чиновники жаловались, что самураи мирного времени совершенно не умеют пользоваться оружием, не знают элементарных правил военного дела, не дисциплинированны и по локти замараны в мздоимстве. Чтобы предотвратить стремительное разложение дворянства, был создан красивый миф о самурае.
Настоящие же буси были иными. Например, постулат «преданность или смерть» в реальной жизни мало что весил. Не только феодалы-индивидуалисты, но и целые самурайские отряды спокойно переходили от одного господина к другому. Это не только не порицалось, но и щедро оплачивалось, так что особо предприимчивые кланы, вроде Сибуйя или Симадзу, поддерживали сразу несколько противоборствующих сторон, чтобы при любом раскладе получить причитающееся за службу вознаграждение.
Аналогично ситуация обстояла и с харакири. Кодекс чести завещает благочестивому буси собственноручно завершить свой жизненный путь в случае бесчестия или отойти в мир иной вслед за даймё. Существовал даже обычай дзюнси — массового сэппуку приближённых офицеров после смерти господина. Правящим верхам, заинтересованным в сохранении боеспособности армии, это, мягко говоря, не нравилось. Особенно больно суицидальный акт благородства бил по наследникам клана, которые вместо закалённой полевыми и «кабинетными» баталиями армии наследовали полный двор трупой и ярмо «пенсионных» выплат осиротевшим семьям вассалов. Окончательно искоренить эту безумную практику удалось только при сёгунате Токугавы.
К слову, самоубийство как универсальное зрение проблемы и способ давления на власть — не уникальная прерогатива самурайства, а особенность менталитете всей японской нации. Известно много случаев, когда крестьяне целыми деревнями накладывали на себя руки, протестуя против непомерного роста налогов. Просто буси сводили счёты со своей дворянской жизнью красивее: особым способом в особой ритуальной обстановке. Но итог-то всё равно один.

Драпали с поля боя

Безусловно, самураи неукоснительно блюли кодекс чести. Вот только постулаты его были довольно своеобразными. Например, дайсё, неотъемлемая деталь экипировки самурая, в бою использовались крайне редко. На поле брани оружием благородного солдата был длинный лук вакю, позже сменившийся аркебузой. Об этом говорит и строение доспехов, фехтовать в которых было не очень удобно. Воины чести были преимущественно конниками (потому как «Самурай без клана и без лошади — не самурай вообще») и предпочитали нести справедливость издалека. Если же доходило до ближнего боя, в руках буси оказывалась не катана, а яри — ножеподобное копьё на древке длиной до 2,5 м.
Доказательством побед просвещённых эстетов, презиравших прочие народы за «варварские» обычаи, была — ни за что не догадаетесь — отрубленная голова врага! После битвы самураи приносили на суд даймё впечатляющие коллекции особым образом подготовленных голов и под взглядами ослепших глаз под чаёк размерено беседовали о благом пути государства.
На поверку, и храбрость самураев сильно преувеличена. Бегство не считалось зазорным. Известны случаи, когда огромная самурайская армия начинала драпать при одном только приближении противника. Так было в битвах при Фудзигава и Курихара в XII веке.
Поголовная искушённость самураев в науках и искусстве также вызывает большие сомнения. Расцвет эпохи буси пришёлся на период, не располагающий к отрешённому созерцанию. С 1232 по 1603 год, когда Японию трясло в лихорадке Эпохи воюющих провинций, редкому представителю военного сословия удавалось дожить до 25 лет. Выходя на поле боя с первым пушком под носом, они ещё толком читать и писать не умели — о каких велеречивых измышлениях, философских диспутах, «красоте уходящего момента» и медитативной чайной церемонии может идти речь? Согласно документам XV-XVI веков, безграмотность среди самураев была просто фантастической. Лишь с окончанием междоусобиц качество образования самураев резко возросло, но, по иронии, к тому моменту воины перестали быть воинами.
По-видимому, в реальной жизни благородные воины Страны корня Солнца мало чем отличались от своих собратьев из Старого Света. Но это вовсе не значит, что их романтизированный образ не имеет права на жизнь — как идеал, к которому стоит стремиться.

Самым распространённым оружием рыцарей были копья и тяжёлые мечи. Причём последние редко затачивались до бритвенной остроты - к чему точить меч, если он всё равно быстро затупится о вражеские доспехи? Поэтому мечами рыцари орудовали, как топорами, полагаясь больше на физическую силу, чем на фехтовальное мастерство или остроту лезвия.