В истории российской гидроэнергетики Волховская ГЭС занимает особое место. Проект, созданный еще в начале XX века, замораживался и размораживался при Николае II и Керенском. Но, в конце концов, был успешно воплощен в жизнь с подачи Ленина, который так и не дожил до его реализации.
Проекты дореволюционных гидроэлектростанций обычно начинались с проектов работ по расчистке или выпрямлению рек. Река Волхов не представляла исключения, поскольку здешние пороги были проблемой еще со времен «пути из варяг в греки». Только в период 1843-1859 годов на них разбилось 101 судно. Однако идея поднять русло реки с помощью шлюзования упиралась в нехватку финансирования.

Сименсу назло

В 1902 году инженер Генрих Осипович Графтио предложил построить на Волхове гидроэлектростанцию с плотиной, что позволило бы получать энергию, достаточную для всей петербургской промышленности.


Такой проект задевал слишком многих. Во время обсуждения на Инженерном совете при Министерстве путей сообщений профессор Генрих Мерчинг заявил, что строить такую станцию бессмысленно, поскольку подача тока при напряжении в 100 тысяч вольт на расстояние в 100-150 километров невозможна в принципе. К счастью, председатель совета инженер Козырев не поленился послать телеграмму с официальным запросом и получил подтверждение, что подобные линии электропередачи уже существуют, а почтенный профессор отстал от жизни.
Возможно, господин Мерчинг лил воду на мельницу Карла Сименса и созданного им «Общества электрического освещения 1886 года». Руководство этой компании делало ставку на тепловые электростанции (ТЭС) и воспринимало гидроэнергетиков как конкурентов. В конце концов, сотрудники Сименса заблокировали строительство ГЭС простым способом: скупив участки земли, которые находились в створе будущей плотины.
И дело было не только в рыночной конкуренции. За «Обществом 1886 года» стояли германские банки. Когда в 1914 году Графтио попытался инициировать строительство еще более мощной ГЭС на Вуоксе, проект был провален в финляндском сейме, а присутствующий при этом германский дипломат задал Генриху Осиповичу вопрос: «Неужели Вы допускаете возможность создания таких мощностей для петербургской промышленности вне нашего контроля?»

Тяжелое время, гроза и буря

Неудивительно, что с началом Первой мировой войны в России грянул топливный кризис. Поставки кардиффского угля из Англии оказались перекрыты, уголь Донбасса поглощался Московским промышленным районом. В то время как заваленные заказами столичные пред-приятия буквально дрались за кокс, торф и сланец.
К гидроресурсам обратились только при Временном правительстве. 1 апреля 1917 года была создана комплексная Партия по изучению водных сил Севера, а ровно через месяц было принято решение о строительстве Волховской ГЭС по модернизированному проекту Графтио.
На выделенные 1,5 миллиона рублей закупили оборудование, проложили дорогу и построили три склада. Но после Октябрьского переворота финансирование прекратилось и работы замерли.
С подписанием Брестского мира большевики получили передышку, и 18 марта 1918 года на заседании Электротехнического отдела и Комитета хозяйственной политики ВСНХ Ленин сделал в своем блокноте запись: «Волхов строить».
Дело теперь шло не только об экономике, но и о политике. Даже утратив статус столицы, Петроград с его многочисленным пролетариатом оставался опорой большевистского режима. Пролетариат требовалось обеспечить работой, ликвидировав топливный кризис. Волховская ГЭС воспринималась как панацея. Но инженер Ульман из «Общества 1886 года», некогда руководивший скупкой земельных участков у Волхова, развернул PR-кампанию, доказывая, что энергия, произведенная на ГЭС, просто не найдет сбыта, поскольку питерская промышленность в ближайшее время не выйдет из коматозного состояния. Графтио побил оппонента статистическими выкладками, из которых следовало, что либо Ульман в перспективы советской власти не верит, либо занимается дезинформацией. И Ульман бежал от греха подальше в Германию.
Графтио же, получив поддержку Ленина и 17 миллионов рублей денег, до конца 1918 года занимался закупкой недостающего оборудования, наймом рабочих, строительством бараков и необходимой инфраструктуры.
«Строительство гидроэлектростанции началось в тяжелое время, в грозу и бурю», — писал Генрих Осипович в своих воспоминаниях. Финансирование растворялось инфляцией. Рабочие из местных жителей разбегались и занимались откровенным вредительством, а инженеры заявляли, что в таких условиях не могут брать на себя никакой ответственности.


В 1919 году строительство приостановили, затем возобновили. В1920 году снова закрыли и прислали «гроб-комиссию» во главе с профессором Александровым. Но ее члены, оценив сделанное, приняли единогласное решение: «Волховстрой открыть».
И почти сразу грянула новая напасть — Графтио, который участвовал еще и в строительстве каскада свирских ГЭС, арестовали по делу «Свирьстроя». Чекисты выпустили его на свободу, опять-таки, после вмешательства Ленина.

Третье чудо Советской России

16 сентября 1921 года Волховстрой был официально включен в план ГОЭЛРО, причем в качестве приоритетного проекта. Масштабы работ выросли на порядок. Если первая бригада костромских плотников состояла всего из 19 человек, то в 1923 году число рабочих увеличилось до 6 тысяч человек, а в 1925 году — до 12 тысяч.
Помимо традиционных кирок, лопат и тачек стали использоваться экскаваторы и строительное оборудование шведской фирмы ASEA. В Швеции же были заказаны и 4 гидроагрегата по 9 МВт каждый.
Известный энергетик Михаил Шателен писал: «Из всех низконапорных гидроэлектростанций, сооруженных или сооружавшихся тогда в Европе, Волховская станция и по общей мощности, и по мощности отдельных агрегатов была самой крупной, и, следовательно, образца подобных сооружений не было и за границей. Своеобразные свойства грунтов, на которых сооружались станция и плотина, также требовали особых решений, особых приемов работы. Напряжение линий электропередач от Волхова до Петрограда было также наиболее высоким из применявшихся тогда в Европе. Поэтому даже самые передовые западноевропейские электротехнические фирмы не имели еще большого опыта в изготовлении оборудования для такого напряжения; вместе с тем за изготовление подобного оборудования приходилось в самом спешном порядке браться только что нарождавшейся советской электротехнической промышленности».
В целом советская промышленность этот экзамен выдержала, так что издававшаяся в Берлине эмигрантская газета «Накануне» в 1923 году констатировала: «В России имеется три чуда: Красная Армия, Сельскохозяйственная выставка и Волховстрой».
28 июля 1926 года было открыто сквозное судоходство через шлюз Волховской ГЭС, а 19 декабря в присутствии секретаря Ленинградского обкома Кирова и председателя ВСНХ Куйбышева состоялся торжественный пуск первых трех гидроагрегатов станции.
В 1927 году первенец ГОЭЛРО вышел на проектную мощность в 58 МВт, что, кстати, в 3,5 раза превышало мощность всех дореволюционных гидроэлектростанций. Одновременно со станцией были сданы в эксплуатацию линия электропередачи напряжением 110 кВ и протяженностью 130 километров, одна основная и пять вторичных подстанций, а также кабельное кольцо общей протяженностью 71,6 километра.
Вырабатываемой электроэнергии на ближайшее десятилетие хватило и для решения проблем ленинградской промышленности, и для построенного неподалеку Волховского алюминиевого завода. Образовавшееся водохранилище затопило пороги, облегчив судоходство.
К 1941 году мощность станции увеличилась до 66 МВт. Но когда фашистские войска приблизились к Ленинграду, оборудование пришлось эвакуировать. Осенью 1942 года три гидроагрегата снова смонтировали, а вырабатываемую ими электроэнергию стали подавать в блокадный город по «кабелю жизни».
После снятия блокады кабель подняли со дна Ладожского озера и пустили на ремонт городских линий. Восстановленную Волховскую ГЭС вывели на полную мощность в 1945-м. На протяжении последней четверти века станцию-ветерана частично реконструировали, доведя ее мощность до 86 МВт. Еще 12 МВт добавится позже, после реконструкции оставшихся пяти агрегатов.


В общем, старая ГЭС, которая является еще и памятником промышленной архитектуры, продолжает свою службу. И хотя имя Ленина воспринимается сегодня неоднозначно, в ее названии оно звучит вполне уместно.