Наверняка многие знают позывные советских космонавтов: например, у Юрия Гагарина был «Кедр», а у Валентины Терешковой – «Чайка». Однако встречались у покорителей космоса и другие кодовые слова. Причем для каждого полета разрабатывалась своя секретная система...

Секретность и опасность

Космическая программа Советского Союза всегда была окутана завесой секретности. Эта секретность, как пишет в своей книге Александр Беззубцев-Кондаков «Почему это случилось? Техногенные катастрофы в России», в особенности касалась различных внештатных ситуаций, возникавших во время полетов, а также аварий и гибели космонавтов. Именно поэтому, как утверждает Беззубцев-Кондаков, рядовым гражданам СССР путь отечественной космонавтики представлялся триумфальным и безоблачным. Однако такие представления не имели ничего общего с реальностью. Ученые прекрасно осознавали, что на орбите может случиться все, что угодно, поэтому перед каждым полетом разрабатывали специальную кодовую систему.
Так, в случае возникновения чрезвычайной ситуации Гагарин должен был перейти с автоматического на ручное управление кораблем. Однако сделать это он мог, лишь набрав секретный код. Примечательно, что, как утверждает Вячеслав Климентов, автор издания «Гагарин. Удивительная история первого полета», код не знал даже сам Юрий Гагарин. Число «125» было написано на бумаге, лист запечатан в конверт и прикреплен к внутренней обшивке космического аппарата рядом с креслом космонавта. Впрочем, есть версия, что перед отлетом код Юрию Алексеевичу все же сообщили.

Внештатные ситуации

О возникновении любых внештатных ситуаций Юрий Гагарин, как и его последователи, обязан был сообщить в центр управления. Правда, неполадки могли возникнуть еще на земле. Так, если верить Александру Железнякову, автору книги «Тайны ракетных катастроф», летом 1960 года корабль, на борту которого находились две собаки, взорвался, едва оторвавшись от стартового стола. Между тем Гагарин, пребывавший в катапультном кресле, в аналогичной ситуации имел шанс на спасение. Если бы на стартовом столе события стали развиваться не по сценарию, Юрий Алексеевич должен был сообщить секретное слово. По утверждению Юрия Мозжорина, написавшего книгу «Дороги в космос», в качестве кода было выбрано слово «Айвенго».
Вообще кодовые слова чаще всего предназначались именно для непредвиденных обстоятельств. По воспоминаниям автора книги «Женское лицо космоса» Валентины Пономаревой, которая в свое время была дублером первой женщины-космонавта Валентины Терешковой, о всевозможных неполадках на корабле полагалось сообщать кодом, обычно ботаническим: «георгин», «дуб», «вяз». Слово «рябина» во время полета Терешковой означало, например, что космонавт страдает от тошноты. Другие покорители космоса пользовались для обозначения тошноты и других состояний и ситуаций своими собственными кодовыми системами.

Космическая путаница

Известно, что в лексиконе космонавта «Союза-1» Владимира Комарова, который погиб в 1967 году, многие кодовые слова вообще никакого отношения к флоре не имели. Последними словами Комарова, которые услышали в Центре управления полетами, были: «Прошла команда – "Авария-2"». Как утверждает Юрий Зайцев на страницах своего сборника «Трудный путь в космос», код «Авария-2» вовсе не предполагал трагедии, а лишь говорил о том, что посадка должна была пройти с некоторыми перегрузками. В аналогичном режиме совершали посадку «Востоки» и «Восходы». Тормозной двигатель на «Союзе» сработал нормально, и аппарат перешел на траекторию спуска к Земле. Возможно, столь тревожный код был разработан для пущей секретности.
Между тем, бывало, что путались не только шпионы, но и сами руководители полетов. Если верить Антону Первушину, автору книги «Первые в космосе. Шаг в неизвестность», во время полета Павла Поповича кодом, обозначавшим плохое самочувствие космонавта и запрос о досрочной посадке, было слово «гроза». В какой-то момент Попович сообщил с орбиты: «Вижу грозу». Тогда Павел Романович действительно наблюдал в иллюминатор грозу над Мексиканским заливом. Однако конструктор Сергей Королев одноименное природное явление в расчет не принял и, подумав, что Поповичу плохо, приказал: «Сажать его немедленно!». Недоразумение разрешилось само собой: разрешение на продление полета Павел Попович не получил совсем по другой причине.