"Дьявол ещё может измениться. Когда-то он был ангелом и, может быть, продолжает эволюционировать", - Лоренс Питер.
Когда фантасту нужно описать вращающиеся у далёких звёзд планеты, он привычно берёт за основу современную Землю или одну из ушедших геологических эпох, иногда дополняя картину оригинальными деталями по своему усмотрению. Имея перед глазами учебник, представить мир папоротников и динозавров несложно. Но что, если чужой мир старше нашего? Как будут выглядеть океаны, леса и звери через 100 миллионов лет? Какими путями пойдёт эволюция видов?

Сады дьявола

Как известно, кто платит деньги, тот и заказывает музыку. На Земле платят за всё растения, обеспечивающие живой мир пищей и кислородом. За последние 300 миллионов лет стволы деревьев стали крепче, благодаря чему современные леса втрое выше зарослей древовидных папоротников, которые когда-то покрывали планету. Ветви позволили увеличить крону, а корни научились не только вытягивать из почвы воду и минеральные вещества, но и, образуя дёрн, удерживать её от выветривания и размывания.
Наиболее же глубокие перемены коснулись механизмов размножения и расселения. Ведь если в море условия сравнительно однообразны, а течения способы перенести спору из одного океана в другой, то на суше всё намного сложнее. В результате голосеменные растения сменились покрытосеменными, а затем и цветковыми. И если экстраполировать эту тенденцию в будущее, несложно вообразить идеал, к которому методом проб и ошибок идёт эволюция зелёного царства. Способное к активному полёту семя должно будет самостоятельно отыскать подходящий для укоренения участок с нужным составом почвы, уровнем освещённости и увлажнением. Затем уничтожить на нём сорную растительность, найти и отсечь протянувшиеся в грунте чужие корни. После чего как следует окопаться, первым же делом отрастив что-нибудь, чем можно будет обороняться от других семян.


С эволюционной точки зрения самодвижущееся, самонаводящееся и устраняющее конкурентов семя вполне реализуемо. Но всё, что может быть сделано проще, делается проще. А дереву проще не обзаводиться крыльями, глазами и мозгом, а заплатить тем, у кого всё это уже есть. Десятки миллионов лет цветковые растения опыляются с помощью насекомых, которые получают в награду нектар, и расселяются при помощи птиц и зверей, которые поедают плоды и разносят семена в своих желудках.
Сравнительно новым изобретением эволюции стали растения-мирмекофиты, предоставляющие муравьям готовые гнёзда — полости в стволе, а также пищу — нектар для взрослых насекомых и белковые гранулы для личинок. Это обходится дешевле, чем если бы те же самые муравьи пожаловали со своими ручными тлями. И выгоднее, так как «прикормленная» семья охраняет «своё» дерево от насекомых-вредителей.


Но это только начало. Потому что муравьи способны на большее! В единичных пока случаях растения превращают общественных насекомых в орудие для захвата жизненного пространства. В Южной Америке быстро разрастаются «сады дьявола» — леса, состоящие только из деревьев Duroia hirsuta, которые истребляют всю прочую растительность с помощью живущих в них муравьёв. Уже в ближайшие миллионы лет исключение неизбежно станет правилом. Дерево, которое не может быть одновременно муравейником, просто не сможет существовать. Прежние леса исчезнут, и планету покроет новая, «мирмекофитная» флора. Соответственно, муравьи и находящиеся с ними в близком родстве осы переживут бурный расцвет. Количество же насекомых, питающихся живой растительностью, сильно сократится.
Позже — процесс может занять десятки миллионов лет — уйдёт в прошлое эра цветковых растений и насекомых-опылителей. Неразрывно связавшие свои судьбы с деревьями симбионты полностью возьмут на себя опыление и расселение. Отпадёт необходимость в плодах и большой массе семян: каждое семя будет со всеми предосторожностями доставляться в тщательно подобранное, полностью расчищенное, удобрённое и находящееся под неусыпной охраной место. Ведь муравейники больше не будут строиться из растительного мусора где попало. Свой новый дом семье общественных насекомых придётся посадить и вырастить. Это потребует времени, да… Но и некоторые современные муравейники могут существовать столетиями.

Новый мирмекофитный лес будет, пожалуй, местом малоприятным. Преимущество в захвате места под солнцем получат деревья, разводящие в недрах своих стволов самых свирепых и кусачих муравьёв, способных превратить в груду трухи даже более крупный «зелёный муравейник», если он закрывает кроной свет и отнимает корнями воду. Такие муравьи смогут отогнать и более крупного вредителя, чем гусеница! Соответственно, птицы и мелкие древесные звери будут питаться исключительно муравьями. Потому что плоды уйдут в прошлое вместе с «цветковой» эпохой, а за каждый лист в любом случае придётся сражаться с охраняющими дерево насекомыми.

Вторжение десятиногих

Ракообразные — древняя группа членистоногих, появившаяся, возможно, даже раньше, чем трилобиты. Но если трилобиты переживали расцвет более 400 миллионов лет назад, а 300 миллионов лет назад уже полностью вымерли, то раки шли к успеху долго и осторожно. В палеонтологическую летопись они вообще вписались как-то между строк. Зато в наши дни удерживают в океане две важные стратегические позиции. Мелкие и мельчайшие ракообразные составляют основную массу зоопланктона, который питается бактериями и одноклеточными водорослями — фитопланктоном — и, в свою очередь, служит пищей прочим жителям вод. Более же крупные и решительные виды оспаривают ресурсы морского дна у рыб и головоногих.
Если за малопочётную нишу планктона нет серьёзной конкуренции, то за господство на дне битва идёт нешуточная. Но раки пока держатся. Японский краб-паук, в размахе ног достигающий 3,7 метра, — самое крупное из когда-либо существовавших членистоногих (хотя вымершие вместе с трилобитами ракоскорпионы были тяжелее). В дальнейшем неизбежная в конкурентной борьбе «эскалация вооружений», скорее всего, приведёт к появлению ещё более эффектных видов.


Но интереснее другое направление экспансии ракообразных — на сушу. Четырёхкилограммовый пальмовый вор — абсолютный рекордсмен по весу среди членистоногих, когда-либо топтавших песок. А это уже серьёзная заявка! Не стоит забывать и о сухопутных равноногих раках — мокрицах. Они невелики, незаметны, но их очень много — по общей массе они уступают лишь термитам и муравьям. При этом, в отличие от привередливых насекомых, равноногие нечувствительны к температуре и влажности, поэтому могут населять как пустыни, так и холодные, избыточно увлажнённые регионы. В настоящий момент они освоили заботу о потомстве и колониальный образ жизни — а от него всего один шаг до сверхорганизма. И, как только этот шаг будет сделан, насекомые лишатся своего главного преимущества.
В борьбе за сушу успех гарантирован и высшим десятиногим ракообразным (к этому отряду относятся обычные речные раки, морские лангусты, раки-отшельники, креветки, крабы). Разумеется, всякая их попытка вторгнуться в ниши, занятые позвоночными, будет немедленно пресечена. Но менее продвинутым вдыхателям атмосферного кислорода придётся потесниться.
Крабы превосходят насекомых почти во всём, разве что не летают. При равных размерах они сильнее физически — мускулатура у ракообразных занимает куда большую часть объёма тела. Наружные покровы краба намного прочнее, чем у жука, и действительно могут именоваться панцирем. Главное же — наземные ракообразные обзавелись лёгкими и лучше приспособлены к дыханию воздухом, чем насекомые. Как следствие, они могут позволить себе расти, не опасаясь задохнуться или рухнуть без сил под собственным весом. А размер в природе имеет значение. Чем больше существо, тем меньше у него естественных врагов.



Лес, в котором каждый упавший с дерева лист мокрицы немедленно утаскивают в подземные казематы, а по стволам деревьев снуют крабы — достаточно большие, чтобы поддерживать вооружённый нейтралитет хотя бы с мышами и птичьей мелочью, — может показаться недостаточно оригинальным для картины далёкого будущего. Но будут в нём и детали поистине яркие! Например, когда кусок коры, кочка мха или даже небольшой пенёк с опятами внезапно отрастит членистые ноги, щёлкнет клешнями и убежит.

Десятиногие ракообразные знамениты своей способностью использовать для защиты и маскировки всё, до чего дотянутся клешни. Одни крабы приклеивают себе на панцирь водоросли и песчинки. Другие украшают себя красивыми, но опасными актиниями. А раки-отшельники применяют для защиты раковины моллюсков. И хотя на суше, допустим, актинии не водятся, всё ядовитое, жгучее и колющее предприимчивый краб обязательно пустит в дело.

Всё лишнее в тягость

Некоторые эволюционные тенденции универсальны для всех классов и типов, что позволяет определить, кто от кого произошёл, буквально с первого взгляда. На каждой следующей ступени число конечностей обычно сокращается. Например, у «живого ископаемого» наутилуса — 90 щупальцев. У каракатицы, ещё сохраняющей рудимент раковины, — десять. У осьминога — восемь, а у наиболее молодых в эволюционном отношении головоногих, кальмаров, фактически только два. Принцип работает для членистоногих. И даже для позвоночных, у которых и так всего четыре ноги. Самая молодая группа земноводных — безногие червяги. Самая преуспевающая группа рептилий — змеи. Не говоря уж о безногих ящерицах, змеями пока не ставших, но стремящихся к этому.


Проследить тенденцию можно и у приматов. Примитивные обезьяны пользуются хвостом, более продвинутые — двумя парами конечностей, а человекообразные буквально летают по ветвям, перебирая лишь одной парой рук. Разгадка проста: чем меньше конечностей, тем больше внимания можно уделить управлению каждой из них. Решения принимаются быстрее, моторика движений становится тоньше. В случае же рептилий, вынужденных конкурировать с заведомо более совершенными теплокровными животными, именно полный отказ от конечностей, высвобождающий ресурсы мозга для решения других задач, стал спасением. По крайней мере, временным.
Разумеется, в норме число конечностей стремится не к нулю, а к разумному минимуму, размер которого обусловлен устройством организма и стоящими перед ним задачами. Так, для бега четыре ноги — оптимальный вариант. Но только в случае позвоночных. Членистоногим, развитой нервной системой не обладающим, требуется хотя бы шесть ног — три используются для поддержания устойчивого равновесия, другие три переставляются. Как следствие, насекомые, от лишнего своевременно избавившиеся, бегают быстрее пауков и раков, шагающих по устаревшей формуле «четыре плюс четыре».


Но эволюция не стоит на месте. В будущем следует ожидать, что и у членистоногих ходьба на четырёх ногах превратится в норму. Ставшая же лишней пара конечностей либо атрофируется, либо сменит функцию, превратившись в хватательные клешни. Уже сейчас у самого совершенного представителя членистоногих — пальмового вора — фактически лишь «две с половиной» пары ходильных конечностей. Передние две пары ног отлично развиты и служат для бега. Третья пара укорочена, но ещё используется при лазании по деревьям и неспешном передвижении. Четвёртая же пара и вовсе рудиментарна.

Учите языки!

Оценить «перспективность» эволюционной ветви можно, сравнив максимальные размеры ныне живущих и вымерших её представителей. Если потомки крупнее предков, значит, этот тип или класс смотрит в будущее с оптимизмом. Если же гигантские формы некогда существовали, но вымерли, вполне вероятно, что и мелкие скоро (по меркам геологии) последуют их примеру. Дело в том, что увеличение размера — самый простой и действенный способ продвинуться к вершине пищевой пирамиды или же, напротив, защититься от хищников. И если уж даже это не помогает либо невозможно удовлетворить возросший пропорционально массе аппетит — значит, конструкция безнадёжно устарела и полностью утратила конкурентоспособность.


Критерий размера достаточно надёжен — очевидный сбой случается лишь у млекопитающих. С формальной точки зрения самый передовой класс «на коне»: синему киту принадлежит абсолютный рекорд по массе среди живых организмов всех времён. Но в сухопутном зачёте получается ерунда. Вдвое превосходивший весом африканского слона индрикотерий вымер 20 миллионов лет назад. А последние миллионы лет начали мельчать все: слоны, медведи, волки. Даже приматы, ведь гигантопитек был крупнее гориллы.
Причина проста: в относительно недалёком прошлом правила игры изменились. Среди направлений эволюции проявилось однозначно приоритетное: увеличение интеллекта. Сложное поведение, способность к обучению и обмену информацией дают лучшие в плане приспособления результаты, нежели самая изощрённая физическая специализация. Гигантизм в том числе.


Можно предположить, что через 20–30 миллионов лет млекопитающие не будут заметно отличаться от современных зверей. Разве что увеличенным черепом и повышенной склонностью к стайному образу жизни. Дизайн станет скромнее и лаконичнее. Размер предпочтительнее средний: крупным существам труднее держаться вместе. Средними станут и пропорции тела. Слишком длинные клыки не нужны, если знаешь, куда их вонзать. Часовые, предупреждающие о появлении врага, или мастерство в устройстве засад избавляют от необходимости быстро бегать.
Но уже спустя 50 миллионов лет ситуация может в корне измениться. Специализация вновь войдёт в моду, породив виды мелкие, гигантские, длинношеие, располагающие мощным вооружением и бронёй, а также прочими выдающимися физическими особенностями, в том числе крайне обременительными и на первый взгляд не слишком полезными для обладателя. Мир в очередной раз изменится, когда до предела развившееся внутривидовое сотрудничество дополнится межвидовым.

Говорят, лучшая из фантастических рас — срисованные с общественных насекомых старкрафтовские зерги. Но это примитивно. Слишком уж сложно, используя одну-единственную ДНК, создать на её основе универсальный, способный решать любые боевые задачи набор монстров. Легче объединить возможности разных существ… Поэтому, не считая развития мозга, наиболее очевидным и перспективным направлением эволюции станет создание всё более сложных и эффективных симбиотических связей между видами.

В наши дни смешанные стаи, состоящие из животных двух видов, тоже встречаются, пусть и не часто. Звери в буквальном смысле не могут найти общий язык. Без обмена информацией плодотворное сотрудничество невозможно, но у каждого вида свой уникальный набор закреплённых инстинктом сигналов. В результате конфликт легко может возникнуть на пустом месте: если у собак взмахи хвоста — это признак дружелюбия, то у кошек — наоборот! Тем не менее проблема разрешима. Ведь когда родной язык усложняется настолько, что его приходится учить, как это делают дельфины, то и чужой лай и вой становится возможно истолковать.
Даже хорошо организованную группу легко может постичь неудача, если ни один из её представителей не умеет лазать по деревьям или нырять. Стая, объединяющая существ с максимально разнообразными, дополняющими друг друга физическими возможностями, получит огромное преимущество. И оно будет расти по мере того, как вступившие в симбиоз виды будут специализироваться, всё лучше и лучше приспосабливаясь к выполнению стоящих перед ними задач.


Сказка, в которой Шерхан и Табаки злодействуют вместе, рано или поздно должна стать былью. Возможно, шакалы даже научатся льстить тиграм. Но этого придётся ждать минимум сотню миллионов лет. Сначала же Табаки, как менее заметный член стаи, просто займётся разведкой. А значит, из сбалансированного, универсального существа, приспособленного для охоты, путём естественного отбора начнёт превращаться в гротескный ушастый нос с развитой покровительственной окраской… Кстати, именно так он в мультфильме и выглядит. Совпадение?Автор: И.Край
Источник: "Мир фантастики"