Для русского человека колокольный звон издавна значил многое. По нему узнавали о начале церковных служб в будние и праздничные дни. «Вечевые» колокола созывали народ на вече, «всполошные» предупреждали о пожарах, «часовые» отбивали время, а если звучали «вестовые», это означало, что власти собираются огласить какие-то важные новости. К колоколам относились почти как к живым людям, и, что самое удивительное, их «наказывали» так же, как людей.
Обычай наказания колоколов прослеживается в документах Московской Руси с XV века. После взятия Новгорода в 1478 году великий князь Иван III приказал «расправиться» с новгородским вечевым колоколом. Его спустили с колокольни и вывезли в Москву, что ознаменовало конец свободолюбия Великого Новгорода.
«Отселе вечевому колоколу в нашей отчине в Великом Новеграде не быти…» — сокрушался по этому поводу летописец.
По легенде, на бывшей границе Новгородской республики колокол якобы скатился с холма, выкрикнув «Воля!», и разбился на куски. Народная этимология связывала с этим возгласом происхождение названия Валдай, хотя впервые оно зафиксировано ещё в XII веке. Рассказывали также, что именно из осколков большого колокола местные жители стали делать маленькие колокольчики — знаменитые «дары Валдая». В действительности вечевой колокол Новгорода некоторое время висел в Успенском соборе, а затем, предположительно, был перелит во «всполошный» колокол Московского Кремля.
Ещё один новгородский колокол наказал Иван Грозный. Предание об этом опубликовано в фольклорном сборнике Неонилы Криничной. Когда царь проезжал по Волховскому мосту, конь под ним пал на колени — животное испугалось громкого звука колокола храма Святой Софии. Разозлившись, Иван Васильевич приказал отрубить этому колоколу уши — чтобы его больше нельзя было использовать.
«Не могут скоты звону его слышать!» — объявил государь.

«Виновен в государственном преступлении»

Самый известный случай наказания колокола произошёл в Угличе. 15 мая 1591 года со Спасской колокольни прозвучал набат, оповестивший народ об убийстве царевича Дмитрия, — это стало сигналом к беспорядкам.
«В первые же миги по известью, что царевич зарезан, пономарь соборной церкви кинулся на колокольню, догадливо заперев за собою дверь, и, сколько в неё ни ломились недруги, бил и бил набат <…>. Вознёсся вопль и ужас угличского народа — то колокол возвещал общий страх за Русь», — писал об этих событиях Александр Солженицын.
Но хотя фактически виновником переполоха был «вдовый поп» Федот Огурец, действовавший по приказу матери царевича, Марии Нагой, вместо него наказание понёс 19-пудовый набатный колокол. Он был признан виновным в «государственном преступлении». Колокол привезли на площадь, где его публично высекли кнутом, вырвали ему язык, отрезали ухо, а затем сослали в Тобольск. Туда колокол целый год волокли на себе наказанные за мятеж жители Углича (которым тоже отрезали языки).
В конце XVII века, по иронии судьбы, «провинившимся» оказался «потомок» того самого новгородского вечевого колокола.
«В 1681 г., по причине испуга расположенный в полубашенке возле Спасских ворот «всполошный» колокол, предупреждавший горожан о пожарах, по указу царя Фёдора Алексеевича был сослан в Николо-Карельский монастырь», — пишет кандидат юридических наук Всеволод Лоба.
Последний подобный эпизод относится к 1771 году. С 15 под 17 сентября в Москве бушевал Чумной бунт. В городе резко подскочила смертность — от чумы умирало по тысяче человек в день. На этом фоне начались массовые волнения — толпа громила дома богатых москвичей и больницы. После подавления бунта императрица Екатерина II приказала лишить языка Спасский набатный колокол — в него били мятежники, созывая народ на площадях. Эта мера, впрочем, уже не была демонстративной — колокол остался висеть на своём месте, сняли его только в 1803 году.

Истоки традиции

Чем же объясняется логика наказания холодных кусков металла? Если в отношении животного, например ветхозаветного «бодливого вола», ещё можно было заподозрить злой умысел (так как оно способно испытывать агрессию), то чем руководствовались судьи, выносившие приговоры неодушевлённым вещам?
Прежде всего, нужно отметить, что Россия — далеко не первая страна, где к предмету в ряде случаев относились, как к человеку. На полном серьёзе философ Платон, составляя свод законов своего «идеального государства», предлагал наказывать неодушевлённый предмет, который «лишит жизни человека тем, что упадёт на него, либо тем, что человек упадёт на этот предмет». У Платона был перед глазами реальный пример — в Афинах ежегодно проводился суд над церемониальным ножом или топором, которым в Акрополе убивали посвящённого Зевсу вола. «Виновное» оружие выбрасывалось с берега. А на острове Тасос древние греки однажды судили бронзовую статую, задавившую насмерть человека, — её в итоге также скинули в море.
Однако для православной Руси куда более актуальными были прецеденты из Библии. В Священном Писании царь Давид проклял гору Гелвуй, на которой погибли царь Саул и его сын Ионафан. Иисус Христос же однажды разгневался на смоковницу, на которой не оказалось плодов, и иссушил её.
Британский религиовед Джеймс Джордж Фрэзер объяснял подобные факты стремлением человечества, находившегося на «младенческой стадии развития», персонифицировать все внешние предметы. В книге «Фольклор в Ветхом Завете» он цитирует суждение экономиста Адама Смита: «…когда страдание очень велико, предмет, причинивший его, навсегда остаётся для нас неприятным, и нам доставляет удовольствие сжечь или уничтожить его».

Почти живые «грешники»

Церковные колокола казались нашим предкам куда более «одушевленными», чем другие предметы. Они имели метафорические признаки живого существа — «голос», «язык» и «уши». На Руси колокола даже крестили, как людей, причём в этом обряде участвовали крёстные отец и мать. Колоколам нарекали имена, преимущественно мужские. Возможно, истоки такого отношения к колоколам восходят к дохристианской эпохе. Многочисленные колокольчики в России находят при раскопках древних курганов, историки предполагают, что они использовались во время языческих церемоний.
Ещё одна причина наказания колоколов связана с тем, что их звучание само по себе казалось «действием», опасность от которого была вполне реальной. Случаи судов над колоколами имели место не только в России, но и в Европе. В 1498 году жители Флоренции выпороли розгами колокол монастыря Сан-Марко, звонивший во время бунта горожан против проповедника Савонаролы. А в 1685 году во французском городе Ла-Рошель был наказан колокол, созывавший на молитву еретиков-протестантов. По свидетельству Фрэзера, власти «постановили наказать его плетьми, закопать, а потом вырыть из земли, символизируя этим его вторичное рождение благодаря переходу в руки католиков». Над холодным металлом были прочитаны наставления в вере, кроме того, колокол заставили «пообещать», что больше он «не будет грешить». Данный пример показывает, что традиция наказания колоколов имела важное символическое и пропагандистское значение. Теми же мотивами, по-видимому, руководствовались и на Руси. И для Ивана III, и для последующих царей наказания колоколов были «предупреждениями» для жителей определённой местности. К звучанию колокола изо дня в день люди привыкали, и когда колокол переставал звонить, это ощущалось как большая потеря.
Только в XIX веке отечественная юридическая наука, рассматривая вопрос о субъекте преступления, окончательно пришла к выводу, что неорганические предметы не обладают ни разумом, ни чувствами, ни волей — а значит, никаких противоправных действий совершить не могут. Они являются только орудиями и средствами совершения преступлений. Однако уважительное отношение к колоколам в России осталось. Когда в 1892 году угличский колокол по распоряжению императора Александра III был возвращён из трёхсотлетней «ссылки», тысячи жителей Углича встречали его как «героя». Доставку колокола из Тобольска оплатили самые уважаемые угличане, по этому поводу в городе прошли народные гуляния.Автор: Т.Сагдиев