Земля: древние тайны
Девон (419-359 миллионов лет назад) можно назвать периодом трёх революций. Первая из них произошла в море. Инициатива в этой, главной и на тот момент почти единственной обители жизни окончательно перешла к хордовым. На вершину пищевой пирамиды, оттеснив головоногих, поднялись панцирные, а затем и хрящевые рыбы. Успех плакодерм, конструкция которых включала устаревшие даже по меркам девона решения, был скорее случайным. Они быстро вымерли. Но акулы изобрели зубы. Очень хорошие. Даже сейчас внушают. Изобретением же появившихся одновременно с ними лопастепёрых рыб стал первый удачный полностью окостеневший внутренний скелет. Настолько хороший, что мы до сих пор его донашиваем. Однако, против акульих зубов он помогал слабо, так что, с вершиной пирамиды у лопастепёрых не заладилось.
Вторая из революций свершилась на суше. Растительность, в начале периода примитивная и встречающаяся лишь в узкой полосе на берегах морей, к концу его уже покрывает континенты. В первых рядах завоёвывать сушу двинулись способные обходиться без почвы загадочные, предположительно родственные грибам организмы — прототакситы. Позже к ним присоединились лишайники и мхи, а затем и деревья. Леса, разумеется, появляются не всюду, а лишь в зонах экваториального и влажного тропического климата. То, что на Земле эпохи девона было очень тепло, и эти зоны оказались обширны, являлось большой удачей. Ибо от древовидных хвощей, плаунов, папоротников, даже гингковых не приходилось ожидать приспособленности к холодам и недостатку влаги.
Население девонских лесов было полностью членистоногим и состояло из многоножек (ещё не гигантских), насекомых (ещё не летающих) и паукообразных в ассортименте. Главным же следствием появления растительного покрова стало изменение состава атмосферы. Древесные стволы оказались слишком грубой пищей для девонских насекомых. Существующим в то время редуцентам они тоже были не по зубам. В результате, углерод, вошедший в состав древесины, изымался из оборота. Главные события на этом фронте развернулись уже в карбоне, но концентрация углекислоты в атмосфере начала стремительно падать уже в конце девона.
Третье свершение являлось неожиданным и неожиданно же важным. Из моря жизнь вошла в реки. Раньше — не входила. Ей там не нравилось. Последнее, впрочем, не означало, что пресные воды силура или даже тония являлись совсем уж стерильными. Едва ли так. Конечно же, какие-то организмы там обитали. Как и в открытом море вдали от берегов, и на дне океана. И даже не суше, в геологические периоды, когда суша считалась «безжизненной».
Формулировка «жизнь на тропических мелководьях» означает, что любые иные условия в протерозое и раннем палеозое считались экстремальными. Плотность биомассы за пределами «обитаемой зоны» была на многие порядки ниже, представители же этой экстремофильной биомассы являлись по меркам своего периода примитивными организмами… которые, к тому же, не обнаружены ввиду редкости и мелких размеров. Так что, и сказать о них нечего, кроме того, что они, наверно, существовали.
В девонский период в реки, ранее населённые неизбежными бактериями, вероятными водорослями, возможными кишечнополостными, гипотетическими червями и прочей устаревшей и малотиражной дребеденью, косяками двинулась рыба последних моделей. Распространение наземной растительности привело к тому, что в ручьи дождями стала смываться масса органики, обеспечивающей кормовую базу для бактерий, служивших, в свою очередь, основанием пищевой пирамиды и производителями удобрений для водорослей. Среда ранее непривычная и неудобная из-за низкой солёности и течения, стала очень привлекательной.
Экспансию в пресные воды возглавили лопастепёрые рыбы — лучшее, чем могла в тот момент похвастаться биосфера планеты. Но в новой среде они столкнулись с новыми же проблемами. Вместо небольших суточных колебаний уровня воды в море, в реках наблюдались очень существенные сезонные колебания, и плюс ещё нерегулярные, погодные, подготовиться к которым было нельзя. Второй засадой оказалась частая нехватка кислорода в воде. Это было тем более огорчительно, что кислорода в атмосфере девона вообще было не так уж много — 10-12%.
В девоне речная вода отдавала болотом. В это время — и позже, до мела включительно, — на планете было много болот. Причиной являлось отсутствие травы — в современном понимании. Травянистые папоротники и хвощи не способны образовывать дёрн, скрепляя почву корнями. Это вело к усиленному выносу органики в реки, причём в девоне и карбоне ситуация усугублялась ещё и неповоротливостью редуцентов, привычно проваливавших все возложенные на них задачи. Застойные водоёмы немедленно становились непригодными для жизни рыб.
Именно данные обстоятельства предопределили эволюцию лопастепёрых (ранее, использовался термин «кистепёрые») рыб в направлении отказа от жаберного дыхания в пользу кожного и лёгочного. В конце периода появляются ихтеостегалии — переходное звено между рыбами и амфибиями. Это были способные во взрослом состоянии обойтись без жаберного дыхания, но всё ещё полностью водные существа, лишь в случае крайней необходимости готовые ползать по суше, отталкиваясь мускулистыми плавниками. Ещё позже, уже на границе карбона появляются стегоцефалы — примитивные, но настоящие амфибии, которым волочить брюхо по суше помогали... почти лапы. Первый, экспериментальный ещё образец ноги оказался восьмипалым. Гоняться по суше за насекомыми он не позволял. И вообще, как и всякие революционные концепты, работал очень плохо.
Именно данные обстоятельства предопределили эволюцию лопастепёрых (ранее, использовался термин «кистепёрые») рыб в направлении отказа от жаберного дыхания в пользу кожного и лёгочного. В конце периода появляются ихтеостегалии — переходное звено между рыбами и амфибиями. Это были способные во взрослом состоянии обойтись без жаберного дыхания, но всё ещё полностью водные существа, лишь в случае крайней необходимости готовые ползать по суше, отталкиваясь мускулистыми плавниками. Ещё позже, уже на границе карбона появляются стегоцефалы — примитивные, но настоящие амфибии, которым волочить брюхо по суше помогали... почти лапы. Первый, экспериментальный ещё образец ноги оказался восьмипалым. Гоняться по суше за насекомыми он не позволял. И вообще, как и всякие революционные концепты, работал очень плохо.Автор: И.Край
Дунклеостей
Вторая из революций свершилась на суше. Растительность, в начале периода примитивная и встречающаяся лишь в узкой полосе на берегах морей, к концу его уже покрывает континенты. В первых рядах завоёвывать сушу двинулись способные обходиться без почвы загадочные, предположительно родственные грибам организмы — прототакситы. Позже к ним присоединились лишайники и мхи, а затем и деревья. Леса, разумеется, появляются не всюду, а лишь в зонах экваториального и влажного тропического климата. То, что на Земле эпохи девона было очень тепло, и эти зоны оказались обширны, являлось большой удачей. Ибо от древовидных хвощей, плаунов, папоротников, даже гингковых не приходилось ожидать приспособленности к холодам и недостатку влаги.
Население девонских лесов было полностью членистоногим и состояло из многоножек (ещё не гигантских), насекомых (ещё не летающих) и паукообразных в ассортименте. Главным же следствием появления растительного покрова стало изменение состава атмосферы. Древесные стволы оказались слишком грубой пищей для девонских насекомых. Существующим в то время редуцентам они тоже были не по зубам. В результате, углерод, вошедший в состав древесины, изымался из оборота. Главные события на этом фронте развернулись уже в карбоне, но концентрация углекислоты в атмосфере начала стремительно падать уже в конце девона.
Прототакситы
Третье свершение являлось неожиданным и неожиданно же важным. Из моря жизнь вошла в реки. Раньше — не входила. Ей там не нравилось. Последнее, впрочем, не означало, что пресные воды силура или даже тония являлись совсем уж стерильными. Едва ли так. Конечно же, какие-то организмы там обитали. Как и в открытом море вдали от берегов, и на дне океана. И даже не суше, в геологические периоды, когда суша считалась «безжизненной».
Формулировка «жизнь на тропических мелководьях» означает, что любые иные условия в протерозое и раннем палеозое считались экстремальными. Плотность биомассы за пределами «обитаемой зоны» была на многие порядки ниже, представители же этой экстремофильной биомассы являлись по меркам своего периода примитивными организмами… которые, к тому же, не обнаружены ввиду редкости и мелких размеров. Так что, и сказать о них нечего, кроме того, что они, наверно, существовали.
Ихтеостегалии
В девонский период в реки, ранее населённые неизбежными бактериями, вероятными водорослями, возможными кишечнополостными, гипотетическими червями и прочей устаревшей и малотиражной дребеденью, косяками двинулась рыба последних моделей. Распространение наземной растительности привело к тому, что в ручьи дождями стала смываться масса органики, обеспечивающей кормовую базу для бактерий, служивших, в свою очередь, основанием пищевой пирамиды и производителями удобрений для водорослей. Среда ранее непривычная и неудобная из-за низкой солёности и течения, стала очень привлекательной.
Экспансию в пресные воды возглавили лопастепёрые рыбы — лучшее, чем могла в тот момент похвастаться биосфера планеты. Но в новой среде они столкнулись с новыми же проблемами. Вместо небольших суточных колебаний уровня воды в море, в реках наблюдались очень существенные сезонные колебания, и плюс ещё нерегулярные, погодные, подготовиться к которым было нельзя. Второй засадой оказалась частая нехватка кислорода в воде. Это было тем более огорчительно, что кислорода в атмосфере девона вообще было не так уж много — 10-12%.
Стегоцефал
В девоне речная вода отдавала болотом. В это время — и позже, до мела включительно, — на планете было много болот. Причиной являлось отсутствие травы — в современном понимании. Травянистые папоротники и хвощи не способны образовывать дёрн, скрепляя почву корнями. Это вело к усиленному выносу органики в реки, причём в девоне и карбоне ситуация усугублялась ещё и неповоротливостью редуцентов, привычно проваливавших все возложенные на них задачи. Застойные водоёмы немедленно становились непригодными для жизни рыб.
Именно данные обстоятельства предопределили эволюцию лопастепёрых (ранее, использовался термин «кистепёрые») рыб в направлении отказа от жаберного дыхания в пользу кожного и лёгочного. В конце периода появляются ихтеостегалии — переходное звено между рыбами и амфибиями. Это были способные во взрослом состоянии обойтись без жаберного дыхания, но всё ещё полностью водные существа, лишь в случае крайней необходимости готовые ползать по суше, отталкиваясь мускулистыми плавниками. Ещё позже, уже на границе карбона появляются стегоцефалы — примитивные, но настоящие амфибии, которым волочить брюхо по суше помогали... почти лапы. Первый, экспериментальный ещё образец ноги оказался восьмипалым. Гоняться по суше за насекомыми он не позволял. И вообще, как и всякие революционные концепты, работал очень плохо.
Именно данные обстоятельства предопределили эволюцию лопастепёрых (ранее, использовался термин «кистепёрые») рыб в направлении отказа от жаберного дыхания в пользу кожного и лёгочного. В конце периода появляются ихтеостегалии — переходное звено между рыбами и амфибиями. Это были способные во взрослом состоянии обойтись без жаберного дыхания, но всё ещё полностью водные существа, лишь в случае крайней необходимости готовые ползать по суше, отталкиваясь мускулистыми плавниками. Ещё позже, уже на границе карбона появляются стегоцефалы — примитивные, но настоящие амфибии, которым волочить брюхо по суше помогали... почти лапы. Первый, экспериментальный ещё образец ноги оказался восьмипалым. Гоняться по суше за насекомыми он не позволял. И вообще, как и всякие революционные концепты, работал очень плохо.Автор: И.Край
Опубликовано 13 сентября 2020
| Комментариев 0 | Прочтений 990
Ещё по теме...
Добавить комментарий
Из новостей
Периодические издания
Информационная рассылка: