С переменным успехом отгремел фильм «Союз Спасения». Мы недавно посвятили большой материал теме декабристского восстания, которое у нас немало мифологизирована. «Это какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног» — так писал о декабристах известный политэмигрант XIX века Александр Герцен. Представление о них как об образцах порядочности и благородства дожило до наших дней. Однако в этой «декабристской легенде» было одно уязвимое место, на котором в советской историографии не было принято акцентировать внимание читателя. Речь идёт о поведении декабристов во время следствия...

«Кто больше донесёт»

Когда следователи стали допрашивать арестованных декабристов, открылась удивительная вещь. Все эти «ужасные» бунтовщики и «свирепые» революционеры стали охотно сотрудничать со следствием, выдавая «всех и вся».
Лишь считанные единицы из них вели себя достойно. Молчал Михаил Лунин, долго держались Иван Якушкин и Николай Бестужев. Друг Пушкина — Иван Пущин — вёл хитрую линию защиты, намеренно путая и мистифицируя следствие именами выдуманных заговорщиков (отнюдь не упоминая при этом заговорщиков настоящих). Поручик Николай Панов, не отрицая своей вины, всё же упорно отказывался называть имена товарищей. Этот список «несломленных» можно дополнить ещё несколькими именами. И… всё! Остальная масса декабристов вела себя весьма неблаговидно.
Бывшие соратники по революционной борьбе как будто соревновались в том, «кто больше донесёт». Фамилии, даты, планы, программные документы — всю эту информацию декабристы сообщали по первому же требованию следователей.
Особенно неприятное впечатление производили вожди декабристского движения — те, кто втягивал людей в опасную антиправительственную игру, агитировал, вёл за собой.
И вот тут, на следствии, эти вожаки оказались первыми доносчиками…

Вожди дрогнули первыми

Несостоявшийся диктатор князь Сергей Трубецкой 1(14 декабря не пришедший на Сенатскую площадь, где его так ждали) «сдал всех» почти сразу. Уже 23 декабря 1825 года следователи получили от него список из 79 фамилий членов тайного общества (в число коих, кстати, Трубецкой занёс и Александра Грибоедова, создателя «Горе от ума»).
Но Трубецкой немного запоздал со своими признаниями. Уже вечером 14 декабря 1825 года один из вождей неудавшегося мятежа — поэт Кондратий Рылеев — с ходу оповестил следователей, что у петербургских заговорщиков есть соратники на юге империи. «Я долгом совести и честного гражданина почитаю объявить, что около Киева в полках существует общество, — заявил поэт. — Полагаю, что оное из сильнейших в России… Руководит им полковник Пестель». Позднее Рылеев назвал ещё 11 фамилий.
Кстати, эти показания Рылеева породили столь привычные нам названия тайных декабристских организаций. Общество «в полках около Киева» превратилось под пером следователей в Южное общество. Петербургская организация стала Северным обществом. Названия эти закрепились в следственных делах декабристов, а затем перешли в историческую литературу.

«Байронические герои» молят о пощаде

Павел Пестель, уже выданный Рылеевым и Трубецким, тоже не стал утомлять следователей излишней скрытностью. Его показания содержат откровенные сведения о внутреннем устройстве Южного общества, о его руководящих структурах. Кроме того, Пестель рассказывает о других тайных обществах, существовавших в России: в частности, о Польском патриотическом обществе и Обществе соединённых славян. Он заявил и о том, что, возможно, тайное общество существует и на Кавказе, в корпусе генерала Алексея Ермолова (впоследствии эти сведения не подтвердились). Позднее сын декабриста Якушкина — Евгений — обобщая рассказы выживших декабристов, писал: «… жели повесили только пять человек, а не 500, то в этом нисколько не виноват Пестель: со своей стороны он сделал всё, что мог».
Пётр Каховский, застреливший генерала Милорадовича на Сенатской площади, на очных ставках давал убийственные показания против своего приятеля Рылеева — о том, что тот планировал изничтожить царя и царскую фамилию.
Александр Одоевский известен своим поэтическим ответом на стихотворение Пушкина «Во глубине сибирских руд…».
«Но будь покоен, бард! — цепями, своей судьбой гордимся мы», — величественно восклицал Одоевский в своём ответе. Однако на следствии поэт-декабрист выглядел отнюдь не байроническим героем. Мало того что он во всём сознался (что означало — «выдал всех»), но ещё и бомбардировал царя Николая I письмами с унизительными мольбами о пощаде.
С такими же покаянными письмами обращались к царю декабристы Волконский, Басаргин, Бригген, Арбузов, Ентальцев, Цебриков.

«Ничтожность духа или революционная хитрость?»

Перечень «недостойных поступков» арестованных дворян-революционеров можно продолжать ещё очень долго. Пожалуй, стоит остановиться и попытаться осмыслить: как, почему так получилось?
Перед загадкой поведения декабристов на следствии недоуменно останавливались как «советские», так и «антисоветские» историки и публицисты.
«Надо признать — огромное большинство декабристов выказало самое настоящее малодушие», — сокрушался известный историк 1920-х годов Павел Щеголев. А его современник, главный представитель марксизма в исторической науке, историк Михаил Покровский говорил о «горьком разочаровании», которое его постигло при изучении следственных дел декабристов.
Александр Солженицын писал в своём знаменитом «Архипелаге ГУЛАГ»: «Николай I не имел догадки арестовать декабристских жён, заставить их кричать в соседнем кабинете или самих декабристов подвергнуть пыткам — но он не имел на то и надобности… Большинство держалось бездарно, запутывали друг друга, многие униженно просили о прощении… Ничтожность духа? Или революционная хитрость?».

Почему декабристы сделали ЭТО?

Неужели же всё это странное поведение арестованных декабристов можно объяснить банальной трусостью, малодушием? Думается, что нет. Иначе возникают определённые логические противоречия. Ведь почти все декабристы были офицерами, многие из них достойно участвовали в войне 1805-1814 годов (с Наполеоном, с Турцией, с Персиией). Видеть смерть, рисковать жизнью на поле боя — и испугаться на допросе у следователя? Что ж, и такое возможно. Но не у сотни же человек сразу! (По «делу 14 декабря» был осуждён 121 человек).
Да, «герои Гражданской войны» в 1937-1938 годах тоже подписывали самые дьявольские признания. Но их ведь били на допросах смертным боем! А декабристов не тронули даже пальцем. Как же понять их необычную откровенность со следователями?
Весьма любопытной в этом свете выглядит версия, высказанная известным литературоведом Юрием Лотманом. Вот что он писал: «Характерна в этом отношении полная растерянность декабристов в условиях следствия — без свидетелей, которым можно было бы адресовать героические поступки, без литературных образцов. В этих условиях резко выступали другие стереотипы поведения: долг офицера перед старшими по званию, обязанности присяги, честь дворянина…».

О пользе шаблонов

Действительно, мы с вами примерно знаем, как должен вести себя «настоящий революционер». Но наше представление о кодексе поведения революционера не возникло само по себе. Мы его почерпнули из книжек (детских и взрослых), фильмов. Благодаря им у нас перед глазами всегда был образец — своего рода «шаблон» того, как себя надо вести, если ты оказался в сходной ситуации.
Но у декабристов-то как раз такого шаблона и не было! Литература, на которой они выросли, в которой они черпали вдохновение, искали образцы для подражания, — эта литература не знала такой проблематики, как «поведение героя на скучном бюрократическом следствии».
Вот поведение героя на эшафоте перед публичной казнью или на открытом судилище, где вокруг стоят толпы народа, — такого рода сюжеты были очень любимы романтической литературой того времени. И декабристы знали, что делать в ТАКОЙ ситуации. Но как быть, если перед тобой нет плахи с топором, нет народных масс, к которым можно обращаться с пламенной «ррреволюционной» речью, — а есть всего лишь подвал, стол, листы бумаги и несколько следователей?

Декабристов погубил «долг»?

Декабристы просто не знали, как вести себя в такой — им совершенно непонятной — ситуации. У них не было «культурологического шаблона», на который они могли бы равняться. А раз не было такого готового алгоритма — и об этом как раз и написал Лотман, — то в ход вступали другие «шаблоны» поведения русского офицера (так называемый дворянский долг). Долг прямодушно отвечать на вопросы старшего по званию (декабристы в большинстве своём были в скромных офицерских чинах, а допрашивали их генералы). Долг дворянина быть честным с другим дворянином. Долг вассала перед своим сюзереном (царём), которому они к тому же присягали на верность.
Может быть, именно все эти «долги» сыграли с декабристами злую шутку? И то, что они считали исполнением «долга чести дворянина и офицера», в глазах потомков превратилось в банальную «трусость» и «малодушие»?Автор: Д.Петров
Источник: "Запретная история" №5, 2020 г.