Максимилиан Робеспьер остался в памяти потомков чем-то большим, чем просто «одним из вождей Великой французской революции 1789-1794 гг.». Мало ли их было, этих вождей, — всех и не перечислишь! Но из главных актёров той великой драмы лишь Робеспьер (да ещё, пожалуй, Марат) удостоились «высшей славы» — их имена стали нарицательными...

«Невозможно, чтобы не рухнуло»

Максимилиан Робеспьер родился 6 мая 1758 года в городе Аррасе в семье потомственных юристов. Когда мальчик подрос, его — по семейной традиции — отправили изучать право в престижный лицей Людовика Великого в Париже. Затем был юридический факультет Сорбонны. В 1781 году дипломированный бакалавр вернулся в родной Аррас, где завёл адвокатскую практику. А в это время во Франции назревали великие события…
Третье сословие (95% населения) не имело никаких прав: оно должно было лишь платить на логи и «служить престолу и отечеству». Наполеон вер но подметит причину революции: «Франция хотела равенства». Равенства не в смысле «взять все и поделить», а равенства всех людей перед законом. А его в старой Франции не было и в помине.
Дворянин мог запросто избить недворянина палками (как шевалье де Роган — Вольтера). Какой-нибудь герцог де Фронсак мог поджечь дом торговца, чтобы под шумок похитить и изнасиловать его дочь. Напившийся граф Гамильтон мог застрелить слугу в трак тире и на вопль трактирщика невозмутимо ответить: «Включите его в счёт». Все эти дворянские «шалости» (по терминологии XVIII века) оставались совершенно безнаказанными.
И чиновный, и судебный аппарат прогнили насквозь. Дела решались только по родственным связям или за взятки. Как сказала весьма не глупая куртизанка XVIII века мадам де Тансен (мать философа д Аламбера): «если только сам Господь не приложит руку, то просто невозможно, чтобы это все не рухнуло».

«Эсеры» и «кадеты» XVIII века

Давно копившееся недовольство прорвалось в 1789 году, когда Людовик XVI созвал Генеральные штаты — совещательный орган старой Франции (собрание депутатов от сословий). Депутатом от провинции Артуа в это собрание был избран и адвокат Максимилиан Робеспьер.
Цель Генеральных штатов 1789 года была чисто техническая — одобрить новые налоги. Но произошло неожиданное. Генеральные штаты (а точнее — их «третьесословная» часть) налоги обсуждать не стали. Вместо этого депутаты объявили себя Учредительным собранием. Король пригрозил смутьянам силой. В ответ парижане восстали и 14 июля 1789 года захватили Бастилию. Началась Великая французская революция.
В августе 1792 года тысячелетняя французская монархия пала. Вся власть перешла к собранию депутатов, которое получило название Конвент. Робеспьер во всех этих событиях участвовал как вожак «крайне левых». После свержения монархии в Конвенте верховодили жирондисты (или, как их ещё называли, «умеренные»). Если проводить аналогии с нашим 1917 годом, то якобинцев можно сравнить с левыми эсерами. А вот жирондисты тянут на кадетов — партию крупного бизнеса и университетской интеллигенции.
Французских кадетов ждала та же судьба, что и российских, — они были «посланы к чёрту» озлобленными народными массами. Революция не принесла беднякам почти никаких облегчений. Напротив — добавила новых тягостей. В этих условиях радикальные лозунги Робеспьера и Марата находили в народе самый живой отклик.

«Все равны, но некоторые — равнее…»

Звёздный час Робеспьера и его группы наступил в июне 1793 года. Окружённый толпами разъярённых санкюлотов, Конвент сдаётся и изгоняет из своих рядов депутатов-жирондистов. Власть переходит в руки «крайне левых» — Робеспьера и его группы (так называемых якобинцев).
Робеспьер и его ближайшие единомышленники — Сен-Жюст и Кутон — входят в состав Комитета общественного спасения (фактически — правительства революционной Франции). Хотя все члены Комитета формально были равны, негласное лидерство в нём бесспорно принадлежало Робеспьеру.
Придя к власти под радикальными лозунгами, якобинцы (и их никто не сможет упрекнуть в «обмане избирателей») начали эти лозунги претворять в жизнь. Был решён земельный вопрос: все феодальные повинности крестьян отменялись без выкупа. Земли дворян конфисковывались, разбивались на мелкие участки и продавались крестьянам.
В сентябре 1793 года Конвент устанавливает фиксированные цены на хлеб и товары первой необходимости («Максимум цен»). Но всё же Робеспьер запомнился современникам (и потомкам) не своими социальными экспериментами. В веках вождя якобинцев «прославило» совсем другое. А именно — террор.

Охота на жирондистов

Поначалу Робеспьер отправляет под нож гильотины истинных врагов новой власти. Члены королевской фамилии; не успевшие бежать аристократы и их семьи; священники, отказавшиеся присягнуть революционному режиму, — все они в той или иной степени ненавидели революцию.
Безусловно, врагами были бывшие депутаты-жирондисты (84 человека). Те из них, кто имел неосторожность остаться в Париже, простились с жизнью уже осенью 1793 года.
Однако большинство жирондистов благоразумно бежало из Парижа в провинцию. И Робеспьер начинает на них охоту. И чем-то людоедским веет от этой безжалостной травли.
Как загнанные звери, скрывались жирондисты у случайных людей, имевших огромное мужество приютить их: ведь за укрывательство «врагов народа» полагалась смертная казнь. Не желая сдаваться, экс-мэр Парижа Жером Петион принял яд. Его друг Бюзо застрелился. Их тела — наполовину обглоданные волками — были обнаружены через несколько дней.

Удар по своим

Первые месяцы якобинского террора были страшны, но, по крайней мере, они были логичны. Ведь на гильотину отправляли действительных врагов режима. Но то, что произошло в марте-апреле 1794 года, — казалось современникам безумием.
Особенно тягостное впечатление произвёл процесс над Дантоном. Жорж Дантон был легендой революции. Его имя в 1792-1793 годах гремело гораздо громче имени Робеспьера. И вот теперь этот человек оказался перед судом Революционного трибунала. Вместе с Дантоном на позорной скамье сидел и Камилл Демулен. В июле 1789 года он первым бросил в толпу призыв: «На Бастилию!».
Поднимать руку на таких людей — то же самое, что поднимать руку на саму революцию. Но Робеспьер осмелился. После грязного сфабрикованного процесса и Дантон, и Демулен, и ещё ряд «старых революционеров» были гильотинированы.
Драматизма ситуации добавляло то, что Демулен был лучшим (ещё со школьных времён) другом Робеспьера. На свадьбе Демулена «дружище Робеспьер» был свидетелем со стороны жениха. А сейчас он отправил на смерть и Камилла, и — чуть позднее — его обезумевшую от горя жену Люсиль. Говорят, Робеспьер плакал, подписывая смертный приговор Камиллу… Не прав ли был Пушкин, когда назвал Робеспьера «сентиментальным тигром»?

«Мир — это война. Свобода — это рабство»

Возникает логичный вопрос: зачем Робеспьер делал всё это? Что им двигало? Ответ прост: идея, доведённая до фанатизма. Робеспьер не получал никакого удовольствия от казней. Он не глумился над жертвами, не смаковал их страдания. Все расправы он проводил как скучную бухгалтерскую операцию. Даже на вершине власти Робеспьер вёл жизнь аскета. Он не делал ничего ради себя лично. Только ради революции.
Да, Робеспьер был фанатиком. Только фанатик мог произнести такие слова (на заседании Конвента, 5 февраля 1794 года): «Террор есть не что иное, как быстрая, строгая и непреклонная справедливость. Тем самым он является проявлением добродетели». «Террор — это добродетель»… Таким формулировкам позавидовали бы и герои Оруэлла.
Летом 1794 года Франция умирала от жары и от страха. Объявив террор основным орудием построения «светлого будущего», Робеспьер уже не мог остановиться. 10 июня 1794 года Конвент — под давлением Робеспьера — утверждает «Закон о Революционном трибунале».
Этим законом «обнулялась» вся правовая система даже революционной Франции. Предварительный допрос обвиняемого отменялся. Свидетели не привлекались. Институт защитников упразднялся. Апелляции не допускались. За все контрреволюционные преступления одна мера наказания — смертная казнь. Гильотины во Франции заработали с удвоенной скоростью. Этим же летом, в трёх сотнях километрах от Парижа, произошло событие, решившее судьбу Робеспьера…

Победа, погубившая тирана

Несомненной заслугой Робеспьера и якобинцев стало создание армии, способной отстоять Францию. Летом 1793 года в 60 департаментах (из 83-х) полыхали восстания, а на границах республики стояли австрийские, прусские, английские, испанские и савойские войска.
Якобинцы ввели всеобщую воинскую повинность, реквизировали запасы продовольствия у богачей, отправили в войска «твердокаменных» комиссаров — и в короткий срок смогли сформировать 14 армий. Эти «14 армий Конвента» переломили ход войны.
«Коренной перелом» стал свершившимся фактом после победы при Флерюсе (26 июня 1794 года). Австрийская армия была разбита. Угроза прямого вторжения во Францию — если не навсегда, то надолго — была устранена.
Это-то и погубило правительство якобинцев. Действительно, почему Конвент терпел Робеспьера? Потому, что его террор защищал их от «белого террора». Но после победы при Флерюсе угроза реставрации монархии была уже не страшна. А значит, Робеспьер стал не нужен. То, что произошло дальше, — хорошо известно.
27 июля 1794 года (9-го термидора — по французскому революционному календарю) на заседании Конвента заговорщики с трибуны обвинили всемогущего диктатора Франции в узурпации власти и измене делу революции. И произошло то, чего никто не ожидал. Обычно безмолвное, запуганное большинство Конвента (так называемое «болото») всколыхнулось и погубило Робеспьера. Депутаты не простили ему того животного страха, в котором они жили последние месяцы. Конвент тут же декретировал арест «тирана». На следующий день Робеспьер и его соратники были гильотинированы…Автор: Д.Петров
Источник: "Запретная история" №4, 2020 г.