«Они взяли танк, побывавший в эпицентре атомного взрыва, посадили в него людей и отправили воевать». Нет, это не срыв покровов с преступлений сталинизма или маоизма. И даже не отмороженность американских военных в стиле «лучше мёртвый, чем красный». Всё это проделали добрые австралийские подданные её величества королевы Елизаветы. С самыми грустными последствиями...

Предыстория

Британцы хотели атомную бомбу. Свою, родную.
Вполне здоровое желание в условиях начавшейся холодной войны.
В 1943 году островитяне согласились отказаться от собственного атомного проекта и включить его в «общий» манхэттенский, бросив все свои ресурсы на помощь Соединённым Штатам в Лос Аламосе во имя скорейшего создания бомбы. Ну а в 1946 году американцы объявили в Atomic Energy Act of 1946, что атомная энергия — их национальное достояние, которое совершенно не нужно всяким там джентльменам.


Джентльмены мрачно выкурили сигары, выпили доброго шотландского виски и закатали рукава. Спустя шесть лет, 3 октября 1952 года, в лагуне на островах Монте-Белло близ западного берега Австралии вспыхнул свет ярче тысячи солнц, а точнее — мощностью в 25 килотонн в тротиловом эквиваленте.
Британская империя стала ядерной державой.
Первым атомным боеприпасом Королевских ВВС стала бомба с романтичным названием Blue Danube — «Голубой Дунай», сделанная на основе взорванного на Монте-Белло устройства. Естественно, одного испытания было мало.
В малонаселённой Южной Австралии появились новые площадки. Безлюдные австралийские пустоши стали аналогом степей Семипалатинска и пустынь Невады.

«Центурион» против «Хиросимы»

К октябрю 1953 года на полигоне «Эму» в южной Австралии построили деревню и взлётно-посадочную полосу. В рамках операции «Тотем» британцы собирались опробовать варианты «Голубого Дуная» с уменьшенной мощностью. Заодно решили проверить, как атомный взрыв скажется на танке и самолёте, а также куче всяких вещей вплоть до тюбиков зубной пасты.


Для испытаний у 1-го бронетанкового полка австралийской армии взяли недавно поставленный «Центурион» мк. III типа «К» под номером 169041. Его доставка с базы Пакапунял под Мельбурном в глухие пустоши, где кенгуру скакать боятся, оказалась нетривиальной задачей.
Танк доставили на поезде к ближайшей к Вумере железнодорожной станции, откуда колонна из танкового тягача M19 с «Центурионом» и джипа с личным составом, запчастями и всем прочим двинулась по дороге к центру полигона.
Там дорога кончалась, а впереди было ещё 300 миль по бездорожью и буеракам. Их форсирование напоминало что-то из «Безумного Макса». Периодически танку и тягачу приходилось меняться местами: «Центурион» тащил грузовик на прицепе. С ними шли присоединившиеся в Вумере два грузовика и ещё один джип. Дальше было только хуже. Последние 170 миль экипажу во главе с капитаном Монаганом пришлось полностью пройти на гусеницах сквозь кусты и ухабы, периодически цепляя тягач.


И вот, наконец, точка «Эму».
Пятнадцатого октября «Центурион» снарядили полностью по-боевому: полный боекомплект, горючее, манекены экипажа, работающий двигатель, закрытые люки. Его поставили в 350 ярдах от 30-метровой вышки с «Голубым Дунаем», подготовленным к взрыву на десять килотонн.
Когда радиоактивный гриб сдуло в пустоши, британские учёные и военные были изрядно удивлены.
Ударная волна сдвинула машину на пять футов и немного сместила влево, сорвав хрупкие элементы вроде грязевых кожухов и антенн. Люки были распахнуты давлением, а повреждения манекенов свидетельствовали, что люди бы не выжили. Корпус был засыпан радиоактивным песком, оптика повреждена.


Однако в остальном танк, побывавший в трёхстах метрах от атомного взрыва, был совершенно в порядке. Даже двигатель выключился только после исчерпания запаса горючего.

«Танк радиоактивен, но не опасен»

Дальнейшее напоминает дурную трагикомедию. Об опасности радиации к тому времени не знал только совсем ленивый.
Специалисты замерили уровень гамма-излучения у машины и сочли его приемлемым. «Заметно сильнее фонили только латунные детали». С остальной радиацией, включая радиоактивную пыль и песок, набившийся в открытые люки и все щели, решили справиться полевой дезактивацией силами экипажа капитана Монагана посредством мытья.
Спустя три дня, 18 октября, «немного радиоактивный» танк уехал с точки испытаний своим ходом. С экипажем внутри. Живым. Ну а что такого? Подданных её величества не испугать всякими излучениями, а уж суровых австралийцев — тем более.


Зачем подставлять ценную матчасть под второй атомный взрыв на той же «Эму»?
Более подробное радиологическое исследование, проведённое всё там же, на месте испытаний, показало, что на танке есть наведённая и остаточная радиоактивность. С наведённой делать было нечего, а остаточная — порядка пяти отсчётов в минуту — была сочтена неопасной.


Первого ноября объявили, что танк «не представляет никакой опасности». Not constitute any hazard, although it was still radioactive — согласно официальному отчёту королевской комиссии о взрывах. А значит, казённое имущество нужно вернуть обратно в полк.
Спустя две недели капитан Монаган и два новых танкиста приехали к точке «Эму». Они повели радиоактивный танк обратно к Вумере, таща на прицепе тягач и сопровождаемые грузовиком с горючим и припасами. Поскольку комиссия признала машину неопасной, им даже не выдали дозиметров.
Естественно, «Центурион» третьей модели не имел ни специальных фильтров, ни установок для создания повышенного давления, которые появятся на танках атомной эры позже. Путь экипажа капитана Монагана пролегал по пустошам, которые ветер засыпал радиоактивной пылью от двух взрывов. Машина поднимала клубы пыли, которые снова набивались во все щели и лёгкие.

Королевская комиссия

Под Иногомаром у танка полетел двигатель, гордо выплюнув шатун через боковую часть картера. Починить его на месте было нереально. Танкисты оставили «Центурион» и тягач, добрались до авиабазы Вумеры на грузовике с горючим и улетели в Аделаиду. Но матчасть следовало вернуть в войска!
В середине декабря к танку, застрявшему в 130 милях от полигона, прибыли эвакуаторы с тягачом М9. После неустановленного количества крепких австралийских ругательств и порванных стальных тросов машину привезли в Вумеру к Рождеству.


Только в мае до радиоактивного танка добралась ремонтная бригада штаб-сержанта Филлипса. В июне бронеединицу доставили-таки в Мельбурн. К тому времени капитана Монагана стали гнести сомнения.
На всякий случай танк окружили колючей проволокой и поставили знаки радиоактивности. Повторные замеры показали, что «Центурион» спустя более полугода после испытаний и похода по радиоактивной пустоши фонит в 60 раз сильнее, чем сказали Монагану и его людям в ноябре.
Королевская комиссия в августе заключила, что танк всё же неопасен, во всяком случае после второй дезактивации уже на базе. На нём вполне можно и дальше защищать Австралию от коммунистов. По мнению комиссии, впрочем, «нельзя исключать возможность некоторых незапланированных инцидентов».


Ну а дозу, которую получили и танкисты, и лётчики, летавшие во время испытаний через радиоактивное облако, не представлялось возможным оценить, потому что никому из них не дали дозиметров или хотя бы кусочков киноплёнки для фиксации облучения. Поэтому у них просто неопределённым образом повысилась вероятность развития рака.


«Атомный танк» служил в доблестной австралийской армии ещё 23 года после того, как оказался возле эпицентра атомного взрыва. Вскоре всё ещё фонящий двигатель заменили, сняли башню… и стали использовать в качестве тягача в повседневной жизни базы. А почему бы нет?


В 1960-м ему поставили новую башню по стандарту Mk 5, вернули в строй — и четыре года использовали для обучения новобранцев. А в 1968 году послали во Вьетнам воевать с коммунистами в составе австралийского контингента. В мае 1969 года 169041-й, ныне с позывным 24B, поймал гранату от вьетнамского РПГ в маску пушки с ранением экипажа, но остался в строю. «Атомный танк» воевал во Вьетнаме 15 месяцев, после чего вернулся в Австралию.

Самые печальные последствия

Только годы спустя в одной из австралийских газет сообщили, что почти все, работавшие с «атомным танком» после взрыва, умерли от рака. Начались суды. Оказалось, что даже в зоне испытаний личному составу не выдавали не только дозиметры, но и защитные костюмы — работы с машиной проводились в обычной военной форме.
На 1990 год, по данным уоррент-офицера Боба Томпсона, из 16 человек, имевших дело с «Центурионом», 12 умерли от разных форм рака. Остальные — включая самого Томпсона — были им больны. Речь идёт и о людях, которые служили на этой машине уже во Вьетнаме.
Хуже того — жертв могло быть гораздо больше. Снятая башня осталась на базе. На ней и её стволе обожали сидеть в свободное время военнослужащие полка. Потом многие жаловались на странные нарывы на ногах и спине. Но догадаться о причинах им и командованию почему-то оказалось сложно. А на рекомендацию государственного объединения научных и прикладных исследований Австралии не приближаться лишний раз к башне солдаты и командиры гордо положили… ствол. Правда, зачем слушаться яйцеголовых умников?


Ну а пока машина с 1960-го по 1962-й стояла в качестве запасной на складе полка, с неё по извечной военной традиции скрутили всё, что могло пригодиться строевым машинам. И никто уже не помнил, где и в каком танке могла оказаться бодро фонящая деталь.
Члены семей умерших членов экипажей пытались судиться с австралийскими властями, чтобы добиться справедливости и компенсаций, но без особого успеха.
А «атомный танк» с бортовым номером 169041 стал суровой австралийской достопримечательностью. Он по сей день стоит на постаменте на военной базе в Палмерстоне близ Дарвина на Северной Территории. Правда, я не думаю, что лазать по нему — хорошая идея даже в 2019 году.