Археологи находят свидетельства человеческих жертвоприношений во всех уголках земного шара. Но то, что они увидели на севере Перу в окрестностях древней столицы народа чиму Чан-Чана, повергло в шок даже бывалых исследователей: останки 269 детей со следами резаных ран на грудине и ребрах. Кто и зачем совершил это страшное убийство?
Пятница накануне Пасхи в деревушке Уанчакито на северном побережье Перу. 500 лет назад здесь было ритуальное кладбище, уже давно превратившееся в заваленный мусором пустырь.
Ритмы танцевальной музыки, доносящиеся из прибрежных кафе в нескольких сотнях метров к востоку, зловеще напоминают биение сердца. Им вторит глухой скрежет лопат: рабочие сгребают битое стекло, пластиковые бутылки и стреляные патроны для дробовиков, обнажая очертания маленького захоронения.
Распластавшись по обе стороны могилы, два студента-археолога, облаченные в хирургические костюмы и маски, принимаются расчищать ее совочками.
Через некоторое время показывается детский череп, увенчанный копной черных волос. Сменив совки на кисточки, молодые люди осторожно смахивают рыхлый песок с нижней части черепа и плечевых костей, торчащих из-под грубого хлопчатобумажного савана, и их взорам открываются останки крохотной ламы, лежащие вдоль детского скелета.
Габриэль Прието, археолог из Национального университета Трухильо, осматривает могилу и кивает. «Е95», – объявляет он, словно делая ход в бесконечных шахматах. Прието ведет подсчет жертв: эта находка – уже 95-я с 2011 года, когда он начал исследовать массовое захоронение. В общей сложности в двух расположенных по соседству захоронениях будут обнаружены останки 269 детей от 5 до 14 лет и троих взрослых. Все они погибли более 500 лет назад в ходе тщательно продуманных жертвоприношений – возможно, таких ритуалов ни до, ни после не знала мировая история.
«Ну никак не ожидал!» – восклицает Прието, в недоумении качая головой. Эти слова археолог повторяет словно мантру, пытаясь осмыслить странные находки из Уанчакито-Лас-Льямас. В наши дни насильственная смерть даже одного ребенка не тронет лишь самое черствое сердце, а призрак массового убийства наводит ужас на любого нормального человека. И ученые теряются в догадках: что за отчаянные обстоятельства могли сподвигнуть людей на столь чудовищное действо?
Археологи и раньше находили свидетельства человеческих жертвоприношений во всех уголках земного шара. Количество жертв могло исчисляться сотнями – по-видимому, зачастую это были военнопленные, или павшие в ритуальных схватках, или слуги, преданные смерти после гибели вождя либо при возведении храма. Древние тексты, в том числе и Ветхий Завет, содержат упоминания о детских жертвоприношениях, но для археологов подобные захоронения детей – большая редкость. До открытия Уанчакито местом самых масштабных детских жертвоприношений в Северной и Южной Америке – а быть может, и на всей планете – был главный храм в столице ацтеков Теночтитлане (современный Мехико), где в XV веке было убито 42 ребенка.
Прието вырос в Уанчако, городке рядом с Уанчакито. В детстве он разыскивал бусины возле испанской церкви на вершине высокого холма – это были его первые раскопки. Он вспоминает, как после полудня часто бегал на южную границу города, к развалинам глинобитного Чан-Чана – древней столицы чиму. В годы расцвета (XV век) Чан-Чан был одним из крупнейших городов обеих Америк и сердцем империи, простиравшейся на 500 километров вдоль побережья нынешнего Перу.
Те детские впечатления вдохновили Прието стать археологом, и, приступив к работе над диссертацией в Йельском университете, он вернулся в родной город на раскопки храма, возведенного 3,5 тысячи лет назад.
А в 2011 году владелец местной пиццерии поделился удивительной новостью: его дети – и местные собаки – стали находить человеческие кости, торчащие из песка на близлежащем пустыре. Он упросил археолога разведать, в чем там дело.
Поначалу Прието думал, что это просто забытое кладбище. Но, раскопав останки нескольких детей, завернутых в саваны, и получив их радиоуглеродные датировки – 1400–1450 годы, – археолог понял, что наткнулся на масштабное и страшное захоронение.
Прието заметил, что могилы нехарактерны для культуры чиму: дети были погребены в необычных позах – лежа на спине или скорченными на боку, а не в сидячем положении, как было принято среди чиму. К тому же вместо украшений, керамики и прочего погребального инвентаря, известного археологам из подобных погребений, рядом покоились скелеты молодых лам. (Важный источник мяса и шерсти, а также надежное средство для перевозки грузов, эти андские верблюды высоко ценились в народе чиму.) И наконец, было еще одно странное обстоятельство: останки многих детей и лам сохранили явные следы резаных ран на грудине и ребрах.
Чтобы разгадать эти загадки, Прието призвал на помощь Джона Верано, антрополога и судебного эксперта из Университета имени Тулейна в Новом Орлеане. Верано давно исследует физические свидетельства ритуальных культов в Андах – например, изучал, как в XIII веке чиму перерезали две сотни мужчин и мальчиков в местечке Пунта-Лобос.
Осмотрев останки из Уанчакито, Верано подтвердил, что дети и животные были намеренно умерщвлены одним и тем же способом – поперечным рассечением грудины, за которым, вероятно, следовало извлечение сердца. Больше всего его поразило сходство в расположении ран, а также отсутствие на костях следов неуверенных надрезов – своего рода «пробы ножа». «Это ритуальное убийство, и очень продуманное», – вынес он вердикт.
Но воскресить события в Уанчакито не так-то просто, главным образом потому, что о культуре чиму ученым известно совсем мало. А ведь те могли быть властелинами могучей империи, о которой мало кто слышал. Ее след в истории теряется меж двух цивилизаций, куда лучше сохранившихся в памяти потомков. Первая – культура моче, чьи удивительные настенные росписи запечатлели кровавое жертвоприношение военнопленных.
Вторая – инки, сокрушившие чиму около 1470 года, когда до покорения их собственной империи испанскими завоевателями оставалось немногим более 60 лет.
Чиму не оставили письменных памятников: наши скудные знания о них основываются на археологических находках да на испанских хрониках. Правда, в этих источниках упоминается, что приносили в жертву сотни детей инки по случаю воцарения или смерти правителя (хотя археологи пока не нашли тому доказательств), но ни единого намека на то, что и чиму совершали детские жертвоприношения в тех же масштабах, нет. «Мы и ведать не ведали, что чиму проводили подобные ритуалы, – признается Верано, имея в виду невиданное число жертв. – Археологам повезло».
Свет на тайну Уанчикито проливает… затвердевший ил, в котором были захоронены жертвы. Мощные наслоения ила указывают на затяжные проливные дожди. «На засушливое побережье Северного Перу такие ливни обычно приносит только Эль-Ниньо», – объясняет Прието.
Население Чан-Чана кормилось благодаря отлаженным оросительным системам и прибрежному рыболовству, но повышение температуры морской воды и проливные дожди, обусловленные этим климатическим феноменом, могли пошатнуть и политические, и экономические устои империи чиму. Возможно, жрецы и вожди решили совершить массовое жертвоприношение в отчаянной попытке умолить богов остановить потоп и бескормицу.
«Столько детей, столько животных – это могло быть весьма ценное подношение богам от лица государства», – рассказывает Прието.
Джейн Эва Бакстер – антрополог из Университета имени де Поля в Чикаго, исследующая историю детей и детства, поддерживает гипотезу о том, что в глазах чиму дети могли быть одним из самых ценных даров, которые можно было преподнести богам. «Но это значит пожертвовать своим будущим, – размышляет она. – Вся энергия и силы, которые ушли на продолжение рода и сохранение общества, – все это гибнет вместе с ребенком, отданным на заклание».
Возможно, жертвоприношение отражает новую систему представлений доколумбовых народов севера Перу о том, как снискать благосклонность высших сил. Как отмечает Хаген Клаус, антрополог из Университета имени Джорджа Мейсона в Виргинии, детские жертвоприношения стали в регионе обычным делом после падения моче в IX веке. Сами моче принесли в жертву множество военнопленных в своем храме Луны – от сердца империи чиму в Чан-Чане его отделяли всего несколько километров (правда, и несколько веков).
«С падением моче эти поверья устарели и ритуалы утратили силу, – рассказывает Клаус. – Однако в них, по-видимому, крылось нечто гораздо большее, во что уверовали и жители Чан-Чана. Жертвоприношения – очень скрупулезно выстроенные формы общения с потусторонним миром. Так чиму, как они верили, взаимодействовали с космосом».
Быть может, умиротворение духов и прекращение дождя и не терпело отлагательств, но тем не менее массовое жертвоприношение было тщательно продумано. Молодые ламы – еще один ценный ресурс, – возможно, были отобраны именно для этого события из государственного стада. Николас Гёпферт, специалист по верблюдам из Национального центра научных исследований Франции, изучил хорошо сохранившуюся шерсть четвероногих жертв и предположил, что чиму отбирали их для церемонии по возрасту и цвету. Так, в захоронениях темно-коричневые ламы часто соседствуют со светло-коричневыми, но ни белых, ни черных животных нет.
«Мы знаем из испанских хроник, что у инков был цветовой код для жертвенных лам, – рассказывает Гёпферт. – Может, и чиму отбирали их сходным образом».
Как проходил отбор детей, которых ожидала столь страшная участь, остается загадкой: в Уанчакито были убиты мальчики и девочки, о которых хорошо заботились: останки практически не несут признаков недоедания или болезней. Судя по результатам изотопного анализа зубов, это были уроженцы разных уголков обширной империи чиму. Неестественно удлиненная форма некоторых черепов свидетельствует о намеренных манипуляциях с головами в младенчестве, практиковавшихся лишь в отдаленных горных районах.
Но многие вопросы остаются без ответа. К каким слоям общества принадлежали эти дети? Трудно сказать без погребального инвентаря. Их отдавали добровольно перед лицом надвигающейся катастрофы – или отбирали принудительно? Археологи теряются в догадках. По некоторым признакам и результатам судебно-медицинской экспертизы специалисты стараются восстановить ход событий.


Рисунок следов, сохранившихся на затвердевшем иле, свидетельствует о том, что к месту жертвоприношений двигалась торжественная процессия. Отпечатки маленьких босых ступней, а также копыт четвероногих животных, которых тащили против воли, позволили Прието и Верано предположить, что жертв вели к могилам, где и убивали.
Возможно, эта жуткая миссия легла на плечи двух взрослых женщин, которых затем убили ударами по голове и закопали в северной части кладбища. Поблизости были обнаружены и останки взрослого мужчины, лежащего на спине под грудой камней. Его необычайно крепкое телосложение навело археологов на мысль, что это мог быть сам палач.
Помогла ли драгоценная жертва остановить проливные дожди? Бог весть, но это мрачное событие позволяет нам представить последние, отчаянные годы умирающей империи.
«Они могли все потерять и были готовы отдать самое дорогое, – рассуждает Бакстер. – Эти жертвы очень ярко высвечивают положение чиму в тяжелые для них годы».
Через несколько десятков лет к стенам Чан-Чана подступят войска инков…
Спустя несколько месяцев после завершения раскопок в Уанчакито приходит весть от Прието: он обнаружил новые ритуальные захоронения детей и лам в местечке Пампа-ла-Крус, на высоком холме, увенчанном большим деревянным крестом (отсюда и название: крест больше века назад поставил рыбак в благодарность за спасение на море).
Чуть дальше к югу на побережье высится новый монумент в память о жертвах, принесенных богам в Уанчакито: статуя маленького мальчика и ламы в окружении недавно высаженных пальм, по одной на каждую человеческую жертву. С вершины Пампа-ла-Крус открывается прекрасный вид на запад, где плещется море. Я приехала в разгар перуанской зимы и видела, как несколько отважных серферов штурмовали ледяные волны. Прието раскопал останки еще 132 детей чиму, большинство из которых тоже были убиты поперечным рассечением груди. На сегодня список жертв, обнаруженных в двух захоронениях, таков: 269 детей, трое взрослых и 466 лам.
Есть и еще одна загадка: девять захоронений на вершине холма, среди руин более раннего святилища эпохи моче, обращенного к морю. Здесь тоже покоятся дети чиму, но они погребены в облачениях и причудливых головных уборах, украшенных перьями попугаев и резными деревянными орнаментами. У всех жертв отсутствует след надреза на груди, но у одной сильно поврежден череп – вероятно, смертельным ударом по голове.
За неделю, проведенную мной на раскопках, Прието повезло извлечь на свет огромный медный нож с трещоткой на одном конце – до сих пор ни один археолог не находил ничего подобного. «Господи, это еще что такое? – восклицает он. – Неужели тот самый нож, которым убивали детей?».
Однажды за обедом Прието рассказывает древнее предание, которое рисует чиму в более привлекательном свете. Хроники повествуют о событии, случившемся после прихода инков и испанцев: Дон Антонио Ягуар, предводитель осажденных чиму, показал испанским завоевателям тайник с бесценными сокровищами. В Уанчако бытует легенда, что Дон Антонио привел их к peje chico – меньшему сокровищу – а peje grande так до сих пор и не найдено. «Хочется думать, что эти дети и есть peje grande, что для чиму это была самая большая драгоценность», – задумчиво говорит Прието.