235-й авиаотряд, обслуживавший советскую партийную и правительственную верхушку, предназначался для выполнения спецрейсов, каждый из которых имел свою «литеру». Под литерой «С» летали низшие партийные функционеры, не особо важные иностранные делегации; под литерой «В» - руководители силовых министерств, члены Политбюро и ЦК КПСС, первые секретари ЦК союзных республик; литерные рейсы «А» предназначались для первой тройки - Брежнев, Косыгин, Подгорный.
Деятельность 235-го отряда всегда была государственной тайной. Одна из десяти бортпроводниц, летавших с первыми лицами СССР, согласилась рассказать об отряде, но только при условии полной анонимности.

«Небожительницы»

- Ходил слух, что в наш отряд отбирали только писаных красавиц с идеальными фигурами. Ничего подобного! Главное, иметь железное здоровье, прекрасный вестибулярный аппарат, хорошие реакцию и легкие. Медкомиссию мы проходили самую строгую, и испытывали нас почти как космонавтов.
Пока мы работали на внутренних рейсах, к нам присматривались, проверяли благонадежность. Девочки, работавшие в отряде, мне казались небожительницами. Одна прилетела из Гаваны, другая из Парижа, открывают чемоданы, а там такие яркие тряпки, такой парфюм!
Платили по тем временам очень хорошо. Правда, зарплата зависела от налета часов, от количества литерных рейсов. Если месяц просидел, то получишь только голый оклад (80 рублей у начинающих, 120 - у литерных стюардесс). Если нормально отлегал - 220-240 рублей. За каждый рейс класса люкс, проходивший без замечаний, давали премию в виде оклада. Нас бесплатно обеспечивали прекрасной финской обувью - туфли, сапоги - зимние и осенние. Летая за границу, получали суточные по десять долларов (или, другую местную валюту), которые можно было обменять на чеки. Возможно, кому-то эти деньги покажутся мизерными, но наши героические женщины на эти чеки ухитрялись покупать мужьям машины.

Вопрос питания был «основополагающим»

Начинали мы все с кухни. Это была проверка на выживаемость. Очень тяжелая работа с учетом того, что бортпроводницами летали только девочки. За 3-3,5 часа до вылета бортпроводницы были уже в аэропорту. Таскали контейнеры с винами-коньяками, с едой.
Пассажирам класса люкс предлагали икру черную и красную, заливной язык и такую же осетрину, салаты. Из горячего: осетрина-фри, цыпленок-табака и бифштекс; гарнир - картофель-фри и рис. Спиртные напитки были только отечественные: шампанское «Советское», армянский коньяк, вино (набор «Совиньон») и водка. На десерт - фрукты и шоколадные конфеты. Для сервировки использовали советский фарфор, хрусталь, мельхиор.
Хотя вопрос питания и был у нас «основополагающим», но наша «верхушка», озабоченная делами, ела очень мало. Замминистра иностранных дел В.В. Кузнецов был человеком очень больным; в Египет, где была война, мы везли и его повара, и диетпитание. Громыко стал таким же в последние годы жизни. Я с ним летала в Женеву, спросила перед полетом у девочек, что он любит из еды. Мне ответили: ничего, постарайся уговорить его хоть что-либо съесть. Говорили, что у него вроде бы был инсульт. Мне его было очень жалко: половина лица перекошена, руки трясутся. Но и в таком состоянии он летал без всяких нянек.
Все разговоры насчет пьянства наших руководителей - вранье! Подгорный с Косыгиным совсем не пили, Брежнев мог выпить, но в меру. Да, бывали случаи, когда люди напивались в стельку, но это челядь - секретарши, помощники, у этих и аппетит был отменный.

Кокетство было под запретом

К девушкам, работавшим в салоне, предъявлялись самые жесткие требования. Вышколенность у нас была потрясающая. В любое время суток бортпроводница должна была выглядеть свежей, аккуратной, подтянутой. Отглаженная форма, безукоризненные чулки, красивая прическа (если не удавалось вымыть волосы, выручали парики), маникюр. Украшения разрешалось надевать самые скромные, плюс часы.
Испытательный срок выдерживали немногие. Отсев был огромный. При приеме нас строго предупреждали, что есть вещи, которые мы никогда не должны делать. «Вы не должны быть назойливыми, сексуально привлекательными, не имеете права кокетничать с мужчинами», - говорило нам руководство.
А ухаживать за нами пытались как руководители самого высокого ранга, так и челядь. Исключение составляли те, кому было за семьдесят.
Пассажиры нередко заказывали определенную стюардессу. Слетал человек с ней разок, она его устроила, он не хочет видеть другое лицо. И бортпроводнице легче обслуживать человека, чьи привычки и вкусы она изучила.
После того как в отряде появилась красавица Тамара, с Леонидом Ильичом летала только она. Сейчас ходят слухи, что у них был роман. А говорить на эти темы, тем более обсуждать пассажиров, у нас было не принято. Между прочим, в 70-е годы генсеком вполне можно было увлечься. Он пару раз приходил к нам на кухню, знакомился с девушками, долго топтался, всем ноги отдавил. На фотографиях и по телевидению он выглядел как дубовый мужик, А в жизни -интересный мужчина. Мужественный, невысокого роста, но статный, лицо очень хорошее. Держался по-доброму, мог пошутить. Позже мне было больно видеть, во что превратился этот жизнерадостный человек.
Брежнев был самым охраняемым пассажиром. И летал он, как правило, с большой свитой. Косыгин по стране вообще мог один летать. Мы его считали самым приятным и человечным. Он всегда был внимателен к людям, учитывал их настроение. Часто, перелистывая журналы, спрашивал у девочек, нравится ли им какой-то фильм, роман. И очень радовался, когда его мнение совпадало с мнением молодежи.
С Подгорным постоянно летала его горничная, сорокалетняя женщина, которая помогала ему одеваться. Он был весьма капризным пассажиром, но тут, видимо, сказывались и возраст, и болезни.
Первая тройка по отношению к стюардессам никогда не злобствовала, но заменить человека, если чем-то не угодил, могли запросто. И девушки боялись проштрафиться. Помню, был такой случай. За тридцать минут до посадки в Москве Подгорному вздумалось прилечь. А белье постельное, как назло, в грузовом отсеке завалили подарками и багажом. Поскольку полет длился всего полтора часа, никому не пришло в голову, что пассажир захочет полежать. На моих глазах старшая стюардесса «впадает» в багажный люк, откуда слышится страшный грохот. Через пять минут, перебросав багаж, на погрузку которого трое мужиков потратили полчаса, она вылезла с бельем, и, поправив прическу, помчалась стелить постель.
За границу с первыми лицами мы летали не только по делам, но и на отдых. Только какой же это отдых, когда ты не свободен. Живешь либо в резиденции для гостей, либо в гостинице под охраной спецслужб, никого к тебе не подпускают, ты не свободен в своих передвижениях. А одну такую поездку вообще вспоминаю с содроганием. Попала я в Болгарию с Подгорным, который там охотился. Ну, десять дней как-то прошли. В день отлета к восьми утра приехали мы в ресторан за питанием в сопровождении полковников из болгарской службы безопасности. Пока обед готовился, вбегает задыхающийся болгарин и хрипит: «Самолет... 11 часов…» Оказалось, по указанию Подгорного мы должны вылетать на два часа раньше, чем было запланировано. Я в ужасе понимаю, что мы не успеем добраться в аэропорт. Питание в контейнеры забрасывали не считая. Стиснув зубы, в диком напряжении мчимся с полковниками по Софии со скоростью 120 км/час. У меня в голове только одна мысль: если мы не успеем на самолет, из отряда нас как пить дать выставят, хотя нашей вины тут и нет.
Как мы не разбились, я не знаю. Когда влетели на аэродром, Подгорный уже поднимался по трапу. Если бы не юный возраст, инфаркт нам был бы обеспечен.
Литерным рейсом на Сочи с нами летали жены всех советских министров и высокопоставленных партийных чиновников. Все вели себя как нормальные люди.
Но иногда попадались люди, которые всем своим видом показывали бортпроводнице: знай свое место. Однажды я летела с членом Политбюро П-м, который занимался международными отношениями. Очень милый в обхождении человек, скромный, как и вся наша тогдашняя верхушка. Его дочь, усевшись в салоне на место главного пассажира, принялась помыкать мною: то бокал ей нехорош, то салфетка не по нраву. А мать у нее - простая женщина, кстати, она у мужа работала секретарем-машинисткой, сидела на краешке дивана, всю дорогу молчала и только глазами извинялась за выходки дочери.
Так получилось, что я увозила из страны и Ростроповича, и его семью. Был обычный коммерческий рейс из «Шереметьево” в Лондон. Смотрю, у трапа толпится много кагэбэшников. Потом они на борт поднялись. Следом приходит Мстислав Леопольдович вместе с Кузей - огромным черным псом, кажется, сенбернаром. Посадили кагэбэшники их одних в салоне первого класса и караулили до отлета.
Спрашиваю у Ростроповича: «А ваш Кузя не кусается?» - «Нет, - отвечает он с грустной улыбкой, - он красивых женщин не трогает». Хозяйский бифштекс слопал Кузя, а сам Мстислав Леопольдович ничего не ел и всю дорогу с тоской смотрел в иллюминатор. Когда его сажали в самолет в «Шереметьево», к трапу никого близко не подпускали, опасались западных журналистов. В Лондоне была совсем другая картина - на летном поле музыканта встречала огромная толпа. Тут же его посадили в здоровенный лимузин и увезли.
Понятно, что, работая в таком отряде, мы все были «под колпаком». Комитету госбезопасности были известны наши биографии, моральная устойчивость, поведение в быту, были случаи, когда наши телефоны прослушивались. Бортпроводницы между собой не дружили, нас связывали только деловые отношения.Источник: "Интересная газета. Загадки цивилизации" №6 2014 г.