Одним из самых ярких фигур «бунташного века», как называли современники XVII в., был протопоп Аввакум. Он получил известность как один из активных участников идейной и политической борьбы, вождь церковного раскола и талантливый писатель, автор замечательного автобиографического "Жития". Для своих врагов Аввакум был еретиком и бунтовщиком, для своих последователей - учителем и святым. И при этом Аввакум всегда был неистовой натурой, не признававшей компромиссов.

Начало жизненного пути

Аввакум Петрович Кондратьев родился 20 ноября 1620 г. в селе Григорове Закудемского стана Нижегородского уезда.
Отец Аввакума - Петр Кондратьев был священником сельской церкви, но, поскольку он был подвержен весьма распространенной на Руси слабости, то религиозным воспитанием Аввакума занималась его мать Мария. Овдовев, она ушла в монастырь, приняв имя Марфы, но еще до пострига постаралась устроить семейное счастье сына, женив его на сиротке Анастасии.
Жена не принесла Аввакуму приданого, ее отец Марко когда-то был зажиточным кузнецом, но после его смерти достаток семьи совершенно истощился. Зато Аввакум обрел в своей жене верную помощницу и безропотную спутницу, прошедшую с ним рука об руку всю его мятежную жизнь. Их детям тоже пришлось в полной мере разделить несчастья родителей.
В возрасте двадцати одного года Аввакум был рукоположен в диаконы, через два года стал священником, а еще через восемь лет был посвящен в сан протопопа. Он воспринимал духовное поприще как аскетическое служение Богу по примеру первых христиан. У Аввакума всегда были «духовные дети», внемлющие каждому слову своего учителя и преданные ему душой и телом. Однако с большинством прихожан у него сложились очень плохие отношения, доходившие до прямых стычек. В своем «Житие» Аввакум изображал дело так, как будто бы его гнали и преследовали безо всякого повода, но зная неукротимый характер протопопа, трудно предположить в нем безропотную жертву. Он был убежден, что пастырь должен руководить повседневной жизнью своих прихожан, пресекая их греховные поползновения. В частности, Аввакум ревностно преследовал скоморохов, чьи представления являлись любимым развлечением мирян. Неудивительно, что подобные строгости очень скоро возбудили негодование и других священнослужителей и простых людей.
Вместе с тем у Аввакума появились не только враги, но и единомышленники и влиятельные покровители в лице земляка Иоанна Неронова, протопопа Казанского собора в Москве и царского духовника Стефана Вонифатьева. Вокруг Стефана Вонифатьева сложился кружок ревнителей благочестия, и Аввакум стал одним из его деятельнейших членов. Трудно сказать, когда он сумел ознакомиться со всей существовавшей на старославянском языке церковной литературой, но он разговаривал на равных с ученейшими из московских начетчиков. Аввакум
показал себя талантливым проповедником, а это было новым делом, и ревнители благочестия только-только начали произносить поучения в церквах. Как проповедник и церковный писатель Аввакум имел одну отличительную и неповторимую особенность. Он первым и единственным стал писать не по-книжному, а так как говорили на улицах и площадях, употребляя простонародные обороты и не пугаясь крепкого словца. Самые сложные догматические вопросы он толковал в упрощенной форме, а библейские предания излагал так, как будто все это происходило не в древней Палестине, а в современной ему Руси.
В конце 40-х - начале 50-х годов XVII века не занимавший высокого положения и не стяжавший больших богатств протопоп стал прикосновенен к большой государственной и церковной политике. Ревнители благочестия открыли ему доступ в царские палаты. Стефан Вонифатьев и Иоанна Неронов, как писал сам Аввакум, «обо мне царю известиша, и государь меня почал с тех мест знати». Познакомился Аввакум и с новгородским архиепископом Никоном - «другом нашим», так называл Аввакум своего будущего смертельного врага. Трудно судить, насколько искренней была эта дружба даже в ту пору, когда Никон был близок к кружку Стефана Вонифатьева. Существует мнение, что ревнители благочестия помогали Никону подниматься по ступеням церковной иерархии, надеясь на то, что тот, сменив слабого и корыстолюбивого патриарха Иосифа, воплотит в жизнь их планы. Однако историк церкви XIX века архиепископ Макарий отмечал, что ревнители благочестия, напротив, пытались преградить Никону дорогу к патриаршему престолу: «Эти люди, особенно Вонифатьев и Неронов, привыкшие при слабом патриархе Иосифе заправлять делами в церковном управлении и суде, желали и теперь удержать за собою всю власть над Церковию и не без основания опасались Никона, достаточно ознакомившись с его характером».

Церковный раскол

Надо сказать, что и сам Аввакум писал, что после кончины Иосифа они вместе с «братьей» подали царю и царице челобитную «о духовнике Стефане, чтоб ему быть в патриархах». Но Вонифатьев уклонился от такой чести и, если верить свидетельству протопопа, сам указал на новгородского архиепископа как на наиболее подходящего кандидата. Вызванный в Москву Никон, очевидно, догадывался об этих интригах. «Егда ж приехал, с нами яко лис: челом да здорово, -писал Аввакум,- Ведает, что быть ему в патриархах, и чтобы откуля помешка какова не учинилась». Так или иначе 25 июля 1652 г. седьмым патриархом Московским и всея Руси стал Никон.
Сразу же после избрания Никон порвал со своими бывшими товарищами. Аввахум с горечью сетовал: «Егда поставили патриархом, так друзей не стал и в крестовую пускать». Не прошло и полугода как новый патриарх начал реформу богослужения, воспринятую ревнителями благочестия как отступление от веры отцов. Даже спустя три десятилетия заживо погребенный в земляной тюрьме Аввакум с ужасом вспоминал тот февральский день 1653 г., когда от имени патриарха пришел указ креститься тремя перстами.
Противники реформы подали царю рукописное опровержение, в котором предписание патриарха было названо ересью, но не получили поддержки Алексея Михайловича. Началась упорная борьба.
Вместо Неронова на защиту старой веры встал Аввакум. Ему запретили произносить поучения в Казанском соборе, но он «завел свое всенощное» в сушиле, находившемся на дворе сосланного друга, переманив к себе часть прихожан: «в некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше». 13 августа 1653 г. наступила развязка. В тот день, как сообщал в письме Неронову священник Данилов, протопоп «чел поучения на паперти... лишние слова говорил, что и не подобает говорить». Отряд стрельцов схватил протопопа и шестьдесят человек его прихожан во время всенощной. Аввакума привезли на патриарший двор и посадили на цепь. Вскоре были взяты под стражу и другие противники Никона. Муромский протопоп Логгин, самолично расстриженный патриархом в Успенском соборе, плюнул Никону в глаза. Аввакуму тоже была назначена участь расстриги, и он уже был привезен в собор для совершения обряда лишения духовного сана, но царь Алексей Михайлович упросил патриарха помиловать протопопа. Вместо расстрижения Аввакум «за ево многие безчинства» по указу Никона был сослан в «Сибирский город на Лену» в «Якутский острог».

Сибирская ссылка

Началась одиннадцатилетняя сибирская ссылка церковного мятежника. Аввакума и его жену, еще не оправившуюся после родов сына, бросили в телегу и повезли в Тобольск. Но Аввакум и в Тобольске продолжал проповедовать старую веру, иначе невозможно объяснить поток поступивших на него доносов - «в полтора годы пять слов государевых сказывали на меня», то есть пять раз его обвиняли в государственной измене, начиная доносы страшным изречением «Слово и дело государево». В результате пришел указ сослать непокорного протопопа в Даурскую землю. В Аввакуме все более и более крепло убеждение, что Бог испытывает его, что ему, как первым мученикам, предназначено пострадать за истинную веру.

Неистовый пророк

Кончилась сибирская ссылка, и из Москвы пришел царский указ возвратить Аввакума.
Москва встретила протопопа с распростертыми объятиями. На бывшего ссыльного, чьи дети совсем недавно побирались Христовым именем, посыпались щедрые дары, Аввакуму наперебой предлагали завидные должности: «Давали мне место, где бы я захотел, и в духовники звали, чтоб я с ними соединился в вере».
Но не таким человеком был Аввакум, чтобы поступиться своей душой за сытую жизнь.
Полгода он только и прожил в относительном покое, а потом подал Алексе» Михайловичу обширную грамоту, требуя восстановить старую веру, и на протопопа тотчас же обрушились прежние преследования. В августе 1664 г. Аввакум был отправлен в новую ссылку на Мезени.
Через два года его привезли в Москву вместе с другими вождями раскола для окончательного суда. Над протопопом в Успенском соборе было совершено расстрижение. Не все выдержали соборное проклятье. Престарелый Иоанн Неронов, друг и учитель Аввакума, покорился, принял новые обряды, был прощен и вскоре поставлен архимандритом одного из монастырей в Переславле-Залесском. Бывший игумен Соловецкого монастыря Никандр избрал иную линию: притворно выразив смирение и согласие с собором, он получил разрешение вернуться в обитель простым иноком, а по возвращению встал во главе Соловецкого восстания и восемь лет отбивался от царских войск.

Пустозерские старцы

Самых упорных - Аввакума, Никифора, Федора, Лазаря и Епифания было решено сослать на далекий Север в острог Пустозерск. Перед отправкой Лазарю и Епифанию на Болотной площади урезали языки за «неистовое прекословие» собору, В Пустозерске, находившемся почти у самого Полярного круга, вождям раскола предстояло провести долгих пятнадцать лет и быть казненными в один день. Здесь для узников с немалыми трудами и расходами, доставив лес за пятьсот верст, выстроили крепкую тюрьму. Во всем Пустозерске насчитывалось пятьдесят три двора, а церковных мятежников стерегли сто стрельцов.
Это была самая тяжелая полоса всей многострадальной жизни неукротимого протопопа. И это же было временем наивысшего расцвета духовных сил пустозерских старцев. У них нашлись почитатели даже в этом забытом Богом краю.
Священник единственной пустсозерской церкви служил по старым служебникам и помогал Аввакуму. Упоминали старцы и о некоем «Алексее-пустозерец», дом которого был постоянным местом
встреч для заключенных, где они спорили и переписывали свои сочинения.
Жену протопопа и двух старших сыновей приговорили к смерти, но они покаялись: «бедные, оплошали и не догадались венцов победных ухватити: испужався смерти, повинились», что, впрочем, не помогло им избежать пожизненного заключения. В Пустозерск для совершения расправы прибыл стрелецкий полуголова. Протопоп писал, что его подвели к плахе и огласили приговор: «Чли в наказе: Аввакума посадить в землю в струбе и давать ему еоды и хлеба. И я сопротив тово плюнул и умереть хотел, не едши, и не ел дней с восмь и больши, да братья паки есть велели». С другими старцами поступили еще более жестоко: Лазарю, Феодору и Епифанию вторично урезали языки и отсекли персты, коими писались дерзновенные письмена. Под пером Аввакума эта казнь обернулась чудом. Отсеченные пальцы узников, пав на землю, сами сложились в двоеперстие, а языки товарищей отрасли вновь совершенно, причем поп Лазарь «И паки говорит без языка». Это, конечно, противоречит законам природы, но, возможно, пустозерские старцы за годы заточения так сроднились духовно, что научились общаться друг с другом мысленно без помощи слов.
В январе 1676 года в Пустозерск приходят два известия: одно печальное для старообрядцев, другое радостное. Печальное состоит в том, что царские войска захватили Соловецкий монастырь, последний оплот старой вера, и в Пустозерске уже готовят новые земляные ямы для захваченных в плен восставших. Радостное: через неделю после взятия Соловецкого монастыря, словно от проклятия раскольников, умирает царь Алексей Михайлович. Кончина государя, при котором начался раскол, возбудила в узниках некоторые надежды. Аавакум обращается с челобитной к новому царю Федору Алексеевичу, но его надеждам не суждено было сбыться, единственным ответом на эту челобитную было ужесточение условий содержания под стражей и полный запрет на сочинение книг. Пустозерский воевода П. Г. Львов доносил государю об узниках, что он «никово к ним и говорить ни с кем, и чернил и бумаги дават отнюдь, не велел, и над стрельцами приказал смотреть накрепко, чтобы никакого дурна не учинили. Да и сам я, холоп твой, досматриваю тех колодников во все дни».
Не давали бумаги, Аввакум писал на бересте, и эти грамоты доходили до Москвы. В начале 1681 г., во время крещенского водосвятия, на иордани староверы бросили в толпу с колокольни Ивана Великого «свитки богохульные». Под пыткой у раскольников вырвали признание, что это было сделано наущением «расколоначальника» Аввакума: «Он же сам на берестяных хартиях начертал царские персоны и высокие духовные предводители с хульными надписании, и толковании, и блядословными укоризнами весьма запретительными...» В феврале 1662 г. в Москве собрался церковный собор. Царь Федор Михайлович в послании к собору спрашивал, как поступать с раскольниками. Ответ собора гласил: и «по государеву усмотрению». Весной того же года а Пустозерске « начался сыск по делу о распространении Аввакумом из земляной с тюрьмы «злопакостных» писаний, Участь пустозерских старцев была предрешена: «за великие на царский дом хулы» их приговорили к смертной казни.


14 апреля 1682 г. Аавакум, Епифаний, Лазарь и Федор были сожжены ка костре. Описание их казни дошло до нас только в раскольничьей литературе. Аввакум предвидел такой конец и еще до произнесения приговора распределил свои книги. Уже на костре он обратился к немногим присутствовавшим с увещеванием держаться старой веры. Когда пламя взмыло вверх, один из его товарищей закричал. Аввакум наклонился к нему и стал его утешать. Последнее, что было видно сквозь в огонь и дым - это поднятая рука Аввакума, благословляющая народ двумя перстами, последнее, что было слышно, - его слова: «Будете этим крестом молиться - вовеки не погибнете...»Источник: "Интересная газета. Тайны истории" №22 2012 г.