Силовые единоборства были хорошо известны в Древней Руси. Однако никаких особых закрытых школ с тайными системами подготовки, как в странах Дальнего Востока, здесь не было. Не стали боевые приёмы и навыки и достоянием какого-либо одного сословия или касты - вместе с теми немногими, кто нынче мог бы называться "профессиональным бойцом", на русские ристалища выходили и воины-дружинники, и купцы, и ремесленники, и крестьяне, многие из которых стали знамениты, не бросая, однако, своих основных занятий.
Это была довольно демократичная, чисто любительская система единоборств, делившаяся на борьбу и кулачные бои, которые, в свою очередь, подразделялась ещё на несколько видов. Борясь "в схватку", соперники обхватывали друг друга руками, стараясь "пересилить", свалить противника на землю. При этом, по условию, допускалось "давать подножку". Если боролись не "в схватку", использовались плечи противника, его пояс, воротник, действовали одной или двумя руками, стремясь бросить соперника через бедро. В этом виде борьбы большими мастерами были цыгане-лошадники. В Москве, чтобы посмотреть на их борьбу, каждое воскресенье зрители специально сходились на Конную площадь. Кроме того, в древней столице была популярна особая борьба, которая так и называлась "московской" - в ней допускался приём, который сегодня называют "подсечкой". Борясь "по-московски", атлеты старались "взять на приём": резко качнув соперника в сторону, одновременно так же резко ударить ему под опорную ногу носком правой ноги, мгновенно сбив на землю. Отсюда и пошла пословица: "Матушка Москва, бьёт родимая с носка".
Сведения об одном из древних борцовских турниров, на котором атлеты сходились во всех видах русской борьбы, относятся ко временам очень древним. Сохранились сведения о том, каким отменным борцом был казанский царевич Куйдукул, брат царя Алегама. После измены его брата, великий князь Василий III Иванович пошёл войной на казанцев, и в одном из сражений Куйдукул попал в плен. Живя при русском дворе, он пожелал перейти на службу к русскому князю.
21 декабря 1505 г., стало быть, перед самым Рождеством, принял он крещение и стал зваться Петром. Спустя неделю после таинства, на Святках, в знак особой милости, а также строя далеко идущие политические планы, великий князь Василий выдал за Петра свою родную сестру, княжну Евдокию. На зимних праздниках новобрачный царевич Пётр "тешился борьбой" с московскими атлетами, в которой показал большое искусство. Ловкий и очень сильный, он владел приёмами древней борьбы, которые описывались ещё в богатырских былинах об Илье Муромце, Добрыне Никитиче и прочих. Своих соперников Пётр умел валить одной рукой, применяя особые захваты и броски.
Полувеком позже, уже во времена правления Ивана Васильевича Грозного, когда царь, овдовев, во второй раз вступил в брак, женившись на черкесской княжне, дочери кабардинского князя Марии Темрюковне, с новой царицей из Кабарды приехала целая свита её родственников, вошедших а русскую историю, как князья Черкасские. Среди прочих прибыл к русскому двору и родной братец Марии, Мастрюк Темрюкович - грозный воин и атлет, известный боец. Про него говорили, что его борьба была "учёная", и, вступая в поединок с соперником, он буквально "ходил колесом". Неизвестно точно, какому виду борьбы учился кабардинский княжич, но очевидно -он не на шутку раззадорил москвичей своими победами, если однажды, в праздник, на бой его вызвали в присутствии самого царя. Прежде всего, бойцы - три брата - поклонившись до земли, спросили у Ивана Грозного разрешения "побороть царского шурина". Получив дозволение, они вызвали Мастрюка бороться на приз - победитель получал одежду проигравшего.
Первым с княжичем сошёлся Мишка Борисович: он увернулся от приёмов Мастрюка и сбил его с ног "московским приёмом", ударив носком под опорную ногу. Зрители в восхищении кричали и бросали в воздух шапки, а царь удостоил борца похвалы: "Исполать тебе, добрый молодец, - рек Иван Васильевич - за то, что чисто борешься" Вторым вышел на Мастрюка хромой Потанька. от которого царскому шурину досталось больше - москвич прихватил кабардинца да подняв над головой, бросил оземь, так что от удара бедолага некоторое время лежал без памяти. Едва привели его в чувство, как победители содрали с Мастрюка Темрюковича дорогие одежды, и, посрамлённый, он "на корячках пополз домой". Говорят, что царь по достоинству оценил искусство своих борцов, выдав братьям, участвовавшим в борьбе, по 25 руб. денег (огромная тогда сумма), по голубому кафтану, а ещё лист похвальный, дозволяющий торговать на ярмарках беспошлинно. Такая щедрость вполне объяснима - лёгкость, с которой одолели Мастрюка московские бойцы, льстила царю - кабардинец был весьма опасным соперником. Те же исторические анналы сохранили сведения о том, что Мастрюк не раз выходил победителем из схваток в разных местах, а в Москве одного своего соперника и вовсе убил, буквально изломав на куски его тело, как сказано, в летописи - "разметал его по всему двору".
Случались во время поединков и курьёзные случаи: один из борцов одолел одного за другим всех соперников, но счастье ему изменило и, когда он был побеждён и по обычаю с него сорвали одежды, оказалось, что это... девица. С ристалища "побежала она, закрываясь правой ладошкой".
Популярнее борьбы были только кулачные бои, на которых сходились биться и парами, и "свалкой", и рядами - "стенка »а стенку". Старые правила этих боёв утрачены, а к XVIII в. они выродились в обыкновенные, очень опасные драки без всяких правил. Этой вольнице был конец положен 21 июня 1726 г., когда в свет был выпущен указ императрицы Екатерины I, оглашённый в Петербурге генерал-полицеймейстером графом Девиером: "Понеже Её Императорскому Величеству учинилось известно, что в кулачных боях, которые бывают на Адмиралтейской стороне, на лугу, что позади двора графа Апраксина и на Аптекарском острове, случается бойцы, ножи вынув, за другими бойцами гоняются, а иные в свои рукавицы положа ядра, каменья, либо кистени, бьют ими многих без всякой милости смертным боем. От чего во время тех боёв нередки смертные убийства, которые убийством меж подлыми людьми (простолюдинами. - Авт.) во грех и за подлинное убийство не вменяются. Тако же и песком в глаза бросают. Чего ради, нынче великая государыня императрица, для охранения народа, указали тем кулачным боям при Санкт-Петербурге без позволения главной полицмейстерской канцелярии не быть, а ежели сии кулачные бои будут устроены без позволения, то те люди будут наказаны, смотря по состоянию вины и дела.
Ежели кто впредь, для увеселения будет иметь к тем боям желание, то им надо выбрать меж собой сотских, пятидесятских и десятских, коим надлежит явиться в главную полицмейстерскую канцелярию, где их имена запишут, и им же укажет полиция место для боя. В тех местах оным боям надлежит быть под присмотром тех сотских и прочих, чтобы вышеписаных предерзостей отнюдь не чинилось. За тем смотреть каждому за своим десятком, полусотней и сотней, чтоб никакого оружия, инструментов ни под каким видом не было бы в кулачном бою. Кто упадёт во время того боя, то лежачего не бить.
Ежели не против сих правил будет поступлено, то, как с теми сотскими, полусотскими и десятскими, тако же и с бойцами поступав против вышеписаного же, что надсматривать надлежит от главной полицейской канцелярии. Для сего при Санкт-Петербурге опубликовать, дабы неведением не отговаривались".
Именно после этого приказа в кулачных боях появилось твёрдое правило, а в русском языке присловье: "Лежачего не бьют".
Старинная забава была особенно популярна в Москве, когда там в самом конце XVIII в. поселился вышедший в отставку знаменитый граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский. Он был большим любителем разного рода состязаний, совершенно в стиле английсхих джентльменов его эпохи. Под ферулой (строгим надзором) в Москве процветали петушиные бои, регулярно проводились конные скачки в стиле английских "дерби". Кроме того, Орлов-Чесменский был устроителем пышных псовых охот и прочих забав в подобном роде. Он просто не мог оставить своим вниманием старинные русские забавы - борьбу и кулачные бои, которые проходили с соблюдением особенных правил.
Перед схваткой участники надевали рукавицы из толстой кожи. Они делились на две партии, во главе которых становились самые опытные бойцы, так называемые "заводные". В отличие от сельских "кулачек", где схватку начинали мальчишки, поддерживали юноши, а уж потом в дело вступали мужики, в Москве бойцы подбирались серьёзные, а чтобы не было случайных увечий и смертей, слишком молодых к бою не допускали. Начинали дело "заводные", которые бились между собой. Потом сходились "стенки", а запасные бойцы стояли, поджидая своего часа в резерве. Когда их стенку начинали теснить, "резервисты" шли на подмогу, так же поступала и противоположная сторона. Победу в поединке праздновали криком: "Наша взяла!". Отсюда и поговорка: "Наша взяла, а рыло в крови".
Сам граф Орлов-Чесменский был редкий силач и удалец. Смолоду служа в гвардии, прославился он как драчун, а страшный шрам, пересекавший лицо, по иронии судьбы Алексей Григорьевич получил не в сражениях, через которые прошёл вполне счастливо, а в молодые годы в пьяной кабацкой драке, самим же и затеянной. Графский титул и возраст ничуть не изменили нашего героя, и он, будучи уже в летах, по-прежнему связывал в узел толстую стальную кочергу, гнул пальцами серебряный рубль, а выйдя биться на кулачках, неизменно "ссаживал" супротивников, многие из которых годились ему во внуки.
Такие особо сильные и искусные бойцы, как граф, предпочитали биться один на один - в общей свалке они могли кого-нибудь и убить ненароком. Прежде чем начать схватку, "кулачники" трижды целовались и обнимались, а уж потом начинали тузить друг дружку.
На этих кулачных ристанищах взошла звезда ярославца Герасима, служившего в "Певческом трактире". Небольшого роста, но плечистый, с длинными, мускулистыми руками и огромными кулаками, он когда-то служил подносчиком напитков в кабаке вместе с двумя товарищами, ставшими богатыми откупщиками. Несмотря на таковую перемену их положений, кабацкий мужик, случалось, частенько их поколачивал.
Когда слухи о его искусстве кулачника дошли до знаменитой княгини Екатерины Романовны Дашковой, также жившей в ту пору в Москве, Герасиму было уже лет под пятьдесят. Княгиня рекомендовала трактирного ярыгу графу Орлову, обожавшему подобных "антиков", как тогда величали всякого рода редкости. Алексей Григорьевич приблизил Герасима и всячески отличал его. Вообще, бойцовское сообщество Москвы того времени поражало своей демократичностью. В конце XVIII и начале XIX в. общество строго делилось на сословия, почти не соприкасавшиеся друг с другом в частной жизни, едва ли не так же, как представители разных каст в Индии. Любовь же к кулачным боям стирала грани и уничтожала сословные границы - эта была забава общая, для всех. Быть зрителем никому не возбранялось, а среди бойцов были фабричные рабочие, чиновники, кабацкие целовальники, мясники, купцы и даже дворяне. Простонародной забавой не брезговал и получивший европейское образование сын графа - Александр Алексеевич Чесменский: обладая огромной физической силой, он, как и отец, предпочитал биться один на один. Так же не чурался кулачного боя граф Фёдор Иванович Ростопчин, специально бравший уроки бокса у посетившего Москву в 1788 г. знаменитого путешественника Вильяма Кокса и его спутников.
Надо сказать, англичане весьма живо заинтересовались русскими кулачными боями, и для них, по приказу Орлова, в Манеже собрали около трёх сотен московских бойцов. Мистер Кокс так описал в своих заметках это состязание: